Джим Кокорис - Богатая жизнь

— Просто такое слово, — ответил он. — Обозначает тех, кто живет за счет других… — Его тихий голос замер. Он тяжело дышал и схватился за складки портьеры.

После того, как дядя Фрэнк смахнул листик, упавший на плечо репортерши, я спросил папу:

— Дядя Фрэнк знаком с этой леди?

— Нет, — пробормотал папа. — По крайней мере, я так считал.

Когда мама Чарли Гавернса высадила его на подъездной дорожке нашего дома, репортерша попыталась поговорить и с ним. Несколько секунд он стоял, застыв на месте, а потом бросил портфель с бумагой и красками и побежал прочь. После того, как он скрылся, дядя Фрэнк взмахнул рукой, и я, кажется, даже услышал, как он сказал: «Да что он вообще знает?»

— Боже милостивый, похоже, он старается ее подбодрить, — прошептал папа. — Он ждал ее. Ну конечно!

Через несколько мгновений репортерша направилась к машине и, вернувшись с фотоаппаратом, принялась фотографировать дядю Фрэнка и наш дом. Дядя Фрэнк, позируя, опять наклонил голову набок, упер руки в бедра и гордо задрал вверх подбородок.

— Боже милостивый, — повторил папа. — Когда он позирует, то так похож на Бенито Муссолини.

Сделав еще несколько снимков, репортерша убрала фотоаппарат, они с дядей Фрэнком сели в машину и куда-то поехали.

В тот вечер за обедом папа не разговаривал. Говорил дядя Фрэнк, говорил о многом: о политике, истории, о том, почему вампиры погибают, когда им протыкают сердце колом.

— Когда думаешь об этом, — сказал он, задумчиво крутя в руке бокал с вином и выдвигая подбородок в направлении тети Бесс, — то непонятно, откуда у них вообще взялись сердца. Они же не люди. Ясно, что здесь есть символическая связь с распятием. Но я всегда считал, что тут какая-то мифологическая натяжка. Причем очень существенная.

— С распятием, как интересно! — заметила тетя Бесс, глядя на папу. Она нервничала, стараясь вовлечь его в разговор. — Вампиры — это что-то, правда, Тео? Не хотелось бы мне с ними встречаться.

Папа молча поковырялся в своей тарелке.

— Вампиры на самом деле существуют? — спросил Ковырялка.

Дядя Фрэнк отпил большой глоток вина, потом медленно и аккуратно промокнул уголки рта салфеткой.

— Трудно сказать. Если ты в них веришь, то для тебя они существуют. — Когда он говорил, нижняя челюсть у него как будто увеличивалась, выдвигаясь вперед. — Если люди верят в Бога, то почему бы им не поверить в вампиров? Ведь если люди верят в Бога, то они должны верить и в дьявола. А если ты веришь в дьявола, то вполне естественно распространить эту веру и на его слуг, к которым можно отнести и вампиров. — Дядя Фрэнк обвел глазами комнату и взглянул на нас так, как будто ему только сейчас открылось нечто сокровенное.

— Очень интересно, — сказала тетя Бесс, хотя, я знал, она его не слушала, потому что подбирала с пола салат-латук, упавший с Ковырялкиной тарелки. — У вашего дяди всегда было удивительное воображение, даже когда он был еще совсем молодым, — добавила она, выпрямляясь на стуле. — Мы всегда знали, что когда Фрэнк вырастет, то станет выдающимся человеком. Он всегда был заводилой в детских играх. Ты помнишь, Тео? Те игры, помнишь?

Папа гонял по тарелке оранжевого цвета помидор, а на его лице сменяли друг друга различные оттенки красного.

— Тео всегда был слишком занят своими книгами, чтобы замечать младшего брата, — заметил дядя Фрэнк. — Он все время писал и упорно трудился. Теперь-то ему, конечно, уже не надо трудиться вообще. Теперь все устроилось. Наш мистер Сто-Девяносто-Миллионов-Долларов!

Я только однажды видел, как папа сорвался. Это произошло, когда мама случайно выбросила несколько книг по Гражданской войне, чтобы освободить место в цокольном этаже для своей коллекции миниатюрных фигурок из серии «Милые мгновения». Те книги были надписаны Брюсом Кэттоном, их автором и папиным кумиром. Закончилось все тем, что он принес их обратно, за исключением труда «Передвижения Гранта на юг», который не смог найти. В тот вечер он упрекал маму за то, что она нарочно их выбросила, а мама громко отрицала свою вину.

Я испугался, что это опять может случиться. Он продолжал гонять помидор вилкой по тарелке, но щеки у него задвигались, то опадая, то надуваясь, и задрожали.

Дядя Фрэнк тоже наблюдал за папой.

— Хватит вымучивать этот помидор, съешь его, наконец, — небрежно сказал он, потянувшись за своим бокалом.

Тут папа встал и швырнул свою салфетку на стол. Он взглянул на дядю, потом на Ковырялку и на тетю Бесс, потом и на меня.