Джим Кокорис - Богатая жизнь

— Тедди, — поправил я.

— Тедди, — повторил он. Подошел и протянул мне руку: — Пожми ее, маленький миллионер. Вернее, маленький мультимиллионер. Я твой дядя Фрэнк. — Потом быстро и серьезно добавил: — Брат твоего отца. Единственный брат. — Отступил на шаг и стал меня рассматривать, затем покачал головой. — Спорим, ты даже не знал, что у тебя есть дядя? — Подмигнул и ткнул в меня пальцем: — Есть, можешь не сомневаться.

Поскольку было уже поздно, а мне никто не разрешал не ложиться спать, долго разговаривать с ним я не мог. Поэтому пока внизу папа с дядей Фрэнком общались за поздним обедом, я медленно чистил зубы и умывался. Потом лег в постель и пролежал почти час, ожидая, когда тетя Бесс поднимется к себе. Когда она наконец удалилась в свою комнату, я прокрался в коридор и уселся на шестой ступеньке — позиция, позволявшая мне наблюдать, не будучи замеченным. Папе бы не понравилось, если бы он увидел, что в этот поздний час я не сплю. Однако дядя Фрэнк легко мог меня увидеть, поверни он голову, но он, по-видимому, не догадывался о моем присутствии.

— Меня это просто убивает, — говорил дядя Фрэнк. Он держал газету, которую тетя Бесс принесла из супермаркета. На ее первой странице была фотография папы, меня и Ковырялки и заголовок: «Покойная жена говорит из могилы: поставь на мои числа». — Надо было, чтобы они, по крайней мере, заплатили тебе за эту фотографию.

Папа ничего не ответил. Дядя Фрэнк отложил газету.

— Вот так все и будет, Тео. Привыкай. За тобой будут охотиться все задницы, все эти Джимы Чмо, Томы, Дики, Мэри. Присосутся, как пиявки.

Я услышал, как папа вздохнул, а потом сказал:

— Мои слова на пресс-конференции… Теперь я о них жалею. Вот… как они их представили. Да. Это так угнетает.

— Надо думать о том, кому ты рассказываешь о своей жизни, — заметил дядя Фрэнк.

— О своей жизни? — переспросил папа. — Не так-то уж много я им рассказал. — Я услышал, как он прочищает горло, что делал, когда ему не хотелось о чем-то поговорить. — Ладно, как продвигаются твои дела с кино?

— Даже не спрашивай. С последним фильмом я вылетел в трубу. В полную трубу. У людей нет уважения к жанру. Да и кинотеатров сейчас не так уж много.

Меня очень взволновало вторжение дяди Фрэнка в нашу жизнь. Он был немного ниже и чуть моложе отца, у него были густые волнистые черные волосы, острый нос и крупная нижняя челюсть, которую он выдвигал в направлении человека, с которым хотел поговорить. Но наиболее отличительной его чертой был голос: громкий, грудной и сильный. Это было непривычно, но внушало уверенность. О его работе в Голливуде у нас почти не говорили, хотя однажды он прислал афишу фильма, который снял, «Волчицы с картинки». Папа огорчился, увидев ее, и приказал немедленно снять со стенки в моей спальне. О дяде Фрэнке он никогда со мной не говорил.

— Что ты собираешься делать с деньгами? — спросил дядя Фрэнк.

— Честно говоря, пока не знаю, — ответил папа. — Не было времени как следует над этим подумать. Это все кажется мне таким… не подходящим для меня.

— Где они теперь?

— Что?

— Где сейчас деньги?

— Ах, вот что. В банке. В Уилтонском банке. На сберегательном вкладе.

Дядя Фрэнк покачал головой.

— В Уилтонском банке? То есть, они просто лежат там? Господи, Тео! Надо же быть хоть немного умнее. Тебе надо «выбросить» их на рынок. Вложить во что-нибудь.

— Вложить? Зачем?

— Ради будущего.

— По-моему, у нас уже достаточно денег на будущее, Фрэнк.

Дядя Фрэнк вновь покачал головой.

— Ладно, поговорим об этом потом. Но надо рассмотреть некоторые особые варианты.

— Особые варианты? — переспросил папа. — Можно узнать, какие?

— Да мало ли какие. Земельная собственность. Дома внаем. Ну, и другие вещи, о которых мы потом поговорим. У меня есть кое-какие мысли. Скот, например.

— Прости, что ты сказал? Скот?

— Ну да. Коровы, быки. Несколько стад.

Тут зазвонил телефон. Хотя папа уже поменял номер, он все равно звонил не переставая, перегружая наш автоответчик печальными, отчаявшимися, а иногда и сердитыми голосами, что-то желающими, что-то выпрашивающими.

— Дай-ка я отвечу, — сказал дядя Фрэнк. Он исчез из моего поля зрения, потому что пошел на кухню. Потом я услышал, как он говорит: — Да, правильно. Это его дворецкий.

— Фрэнк, пожалуйста, повежливее, — шепнул папа. — Это может быть кто-то из соседей.

— Послушайте, — сказал дядя, обращаясь к звонившему и говоря своим низким, грудным голосом: — Мне не интересно, сколько ветеранов ослепло во Вьетнаме. Я сам прослужил там два срока и не ослеп. — И он бросил трубку.