Джим Кокорис - Богатая жизнь

Миссис Роудбуш все обмахивалась веером и смотрела на меня. У нее над головой зависла пчела, но она как будто не замечала ее или не имела ничего против этого. Если не считать приглушенного тарахтения газонокосилки мистера Татхила, вокруг стояла полная тишина. Я почувствовал, как солнце припекает мне затылок, и передвинулся на несколько футов в ажурную тень дерева.

Соседка вздохнула и взглянула на улицу поверх моего плеча.

— Ты еще слишком молод, чтобы осознавать, что творится вокруг тебя. — Она перестала обмахиваться и сделала волнообразное движение рукой: — Могу себе представить!

Я снова кивнул головой и сказал:

— Спасибо. — Затем, призвав все свое мужество, добавил: — Мне надо идти делать домашнее задание, — и отошел от нее.

Когда я вошел в дом, зазвонил телефон. Думая, что папа в кабинете, я взял трубку в кухне.

— Позвольте сначала сказать, что я никогда бы не стал этого делать, если бы не находился в отчаянном положении, — произнес мужской голос. Говорил он очень быстро. — Я не стал бы звонить, если бы не исчерпал все другие возможности. Вы моя последняя надежда. Врачи боятся, что я могу умереть, если не получу трансплантат. Все, о чем прошу, — это возможность выжить. Понимаю — вы меня не знаете, я лишь голос в телефонной трубке. Но из всего, на что вы можете потратить деньги, что может быть более важным, чем новые органы для меня?

— Новая топка для школы Св. Пия, — ответил я и, повесив трубку, подошел к холодильнику, чтобы налить стакан молока. Прихлебывая его, думал о том, что принес в нашу жизнь выигрыш. Я полагал, что мы сможем позволить себе кое-какие вещи, но я не был готов к тому интересу, который он пробудит в окружающих. Людей, например миссис Роудбуш, миссис Плэнк и мисс Полк, девчонок, даже милую мисс Грейс, — всех, казалось, тянуло ко мне, как бабочек на свет. Мне вдруг показалось, что мы с папой и братом, очень маленькие, стоим в каком-то огромном зале. Потом подумал о большой, полной покоя ферме в Висконсине и о своем роботе-подавальщике и сразу успокоился.

— Закрой, пожалуйста, холодильник, — сказал папа, аккуратно ставя чашку из-под кофе в кухонную раковину.

— Папа, а мы теперь богатые?

Глаза у папы округлились, потом сузились. Он кашлянул и сказал:

— Да, думаю, богатые. По понятиям большинства людей.

— Что мы будем делать с деньгами?

— Трудно сказать. Наверное, они будут лежать у нас на случай, если понадобятся.

— А когда они понадобятся? — Обычно я не задавал папе столько прямых вопросов, потому что они сбивали его с толку, но сегодня мне хотелось поговорить о лотерее.

— Честно говоря, не знаю. Пока не знаю. Думаю, что часть вообще не потребуется. А остальным… остальным мы найдем какое-нибудь применение. — Потом спросил: — А о них, о деньгах, много говорят?

— Да.

Он потер подбородок.

— Ну что же, этого следовало ожидать. Перспектива получения денег волнует людей. Им становится интересно, они начинают думать, что бы сделали с деньгами, если бы выиграли. Люди ведь мечтают быть богатыми.

— А ты мечтал стать богатым?

Этот вопрос удивил его. Глаза еще больше сузились, стали совсем щелочками, и я понял, что он раздумывает. Папа был из тех людей, которые при разговоре тщательно подбирают слова, считая, что в зависимости от обстоятельств, одни и те же слова могут привести к разным последствиям.

— Да нет, пожалуй, нет. Нет. — Затем добавил: — Лотерейный билет я купил потому, что в тот момент думал о твоей маме. — Он взглянул на меня вновь приобретшими прежний размер глазами и попытался улыбнуться, но вышло это как-то неуклюже. — Как бы то ни было, — продолжил он, прочищая горло, — все скоро уляжется. Вот увидишь.

— А если не уляжется?

— То есть? Если все не утрясется? Ну, — он сделал шаг назад, едва не споткнувшись. Тут я понял, что задал слишком много вопросов, и разволновал его, — ну, — повторил он, — все уляжется, Тедди. Все… все когда-то заканчивается. Со временем все само собой успокоится.

Мне хотелось задать папе еще несколько вопросов, поговорить с ним, обнять, как обнимал маму, но прежде чем я смог что-то сказать, он отвернулся и медленно пошел вверх по лестнице.

На следующий день приехал дядя Фрэнк. Он вошел в нашу жизнь, чихнув и улыбнувшись.

Стоя в коридоре парадного входа и держа в руке черный портфель, он чихнул и сказал: — Это не самолеты, а тарелочки Петри. В них и хирургическая маска не поможет. Все дышат одним и тем же воздухом. Все это просто носится в воздухе. Еще чуть-чуть, и микробов можно будет увидеть невооруженным глазом. Увидев меня, стоящего на нижней ступеньке лестницы, он улыбнулся. — Так, вот и ты. Ты, должно быть, маленький Томми?