Миклош Залка - Осада

— Палинка у тебя есть? — крикнул ей солдат.

«Надумал тоже…» Габриэлла гордилась тем, что она никогда не подбадривала себя спиртным, и потому не удостоила солдата ответом.

Выждав с минуту, он сам подполз к ней.

— Ах, это ты?! — удивился солдат и нахмурился. — А я и не заметил, что этого кокнули… — смущенно пробормотал он и начал обшаривать убитого. Фляжку он нашел довольно быстро, но, встряхнув ее, убедился в том, что она пуста, и со злостью выбросил ее в окошко.

Как только солдат и Габриэлла перестали вести огонь из дома, несколько поутихла стрельба и со стороны площади.

Внимательно осмотрев площадь, Габриэлла разглядела темные фигуры людей, которые перебежками приближались к их дому. Она тут же открыла огонь, и в тот же миг огненный шквал обрушился на окно. Она отползла немного назад.

В этот момент раздался мощный взрыв. Дом содрогнулся, посыпались обломки кирпичей, штукатурка, куски дерева.

«Бомба…»

Над площадью вспыхнул какой-то странный свет.

Когда дым и пыль несколько рассеялись, Габриэлла увидела в отблесках пламени на площади фигуры солдат в серых шинелях. «Здесь вам не прорваться…» Она начала стрелять короткими очередями.

Послышался вой мины, которая разорвалась перед самым домом.

Прямого попадания Габриэлла не боялась и чувствовала себя в относительной безопасности, укрывшись за широким и высоким подоконником. Она не перестала стрелять и тогда, когда почувствовала, что мины стали рваться все ближе и ближе. От их разрывов дом, подобно судну в бурном море, качало из стороны в сторону. Вдруг раздался такой грохот, что Габриэлле до боли заложило уши, а на спину свалился большой кусок штукатурки.

Под вторым окном зияла большая рваная пробоина. Оконная рама ввалилась в комнату, накрыв собой уже мертвого солдата. Габриэлла подползла к пробоине и начала стрелять через нее, а когда по окну защелкали пули, вернулась на старое место и стала вести огонь оттуда.

Как долго все это продолжалось, Габриэлла не знала. В голове жила одна-единственная мысль, что она во что бы то ни стало должна продержаться до прибытия подкрепления. Она была уверена, что продержится и что начальство станет еще больше гордиться ею, а быть может, даже сам Салаши похвалит ее…

В этот момент Габриэлла почувствовала сильный удар по затылку. Она застонала, чувствуя, как чья-то сильная рука, схватившая ее за ворот шинели, приподняла ее с пола, а другая — вырвала у нее из рук автомат.

И снова по затылку словно молотком ударили. В глазах у нее потемнело, и она потеряла сознание.

Очнулась Габриэлла оттого, что кто-то тряс ее, словно она была не человеком, а грязной пыльной тряпкой. Автомата возле нее уже не было. Она схватилась руками за ремень, но на нем не оказалось ни одной гранаты. Холодный страх сковал Габриэллу.

Наконец тот, кто держал ее на весу, опустил ее на пол и начал обыскивать, шаря руками по всему телу, но, как только коснулся груди и сообразил, что перед ним женщина, повернул ее лицом к себе.

Это был громадного роста солдат в полушубке и меховой шапке. Замахиваясь то правой, то левой рукой, он отвесил Габриэлле две такие оплеухи, что она зашаталась. Затем солдат влепил ей еще несколько пощечин, от которых у нее зазвенело в ушах. Габриэлла дотронулась до подбородка, боясь, что у нее выбита челюсть, но та оказалась на месте, только сильно болела.

Солдат произнес какие-то непонятные слова.

«Пленных нельзя бить… — хотела было сказать Габриэлла, но солдат снова замахнулся, хотя на этот раз и не ударил. — Я никого не обидела…» Габриэлла беззвучно шевелила губами. Вдруг она вспомнила, что пленные перед противником должны стоять с поднятыми руками, и тут же подняла руки вверх.

Солдат же вытолкнул ее из квартиры в коридор, по которому взад-вперед сновали русские солдаты.

Солдат в полушубке довел Габриэллу до ворот дома и жестом приказал идти дальше одной.

Ноги у Габриэллы предательски задрожали. «Расстреляет!..» — мелькнула в голове мысль, которая как бы парализовала ее.

Солдат громко выругался и, вытолкнув ее из ворот, легонько подтолкнул в сторону площади.

Дул ветер. Площадь была темна и безлюдна.

«Как только я немного отойду от него, он выстрелит мне в спину…»

Однако никто в нее не стрелял, и она медленно плелась по площади, все еще держа руки над головой. Затем Габриэлла почувствовала, что мерзнет, и вообще ее охватило такое чувство, что она совсем маленькая девчонка и такая же беспомощная, какой была ее мать перед смертью. Габриэллу сковал ужас. Когда она дошла до середины площади, в голову пришла мысль: а что, если свернуть в сторону и скрыться на улице? «Вдруг да удастся…» Оглянулась. За ней никто не шел. Тогда она свернула вправо и таким же медленным шагом, каким шла до этого, но не опуская рук, направилась на улицу. Когда Габриэлла дошла до второго дома, кто-то вскочил с земли и, подбежав к ней, приставил к горлу штык. Она послушно пошла туда, куда ей приказали по-венгерски. Возле дома ее остановил другой солдат и, жестом подозвав к себе, завел в подворотню, где сидело еще несколько венгерских солдат. Ее ввели в какую-то комнату и закрыли за ней дверь.