Миклош Залка - Осада

Он пошел дальше, ко второму трупу, но фляги у того не оказалось. У третьего что-то булькало. Петер отвернул колпачок у фляжки и начал пить. Это был кофе с доброй толикой рома. Напиток приятно согревал горло, и можно было ощущать весь его путь до самого желудка. Утолив жажду, Петер повесил флягу к себе на ремень. Вернувшись к убитому с кольцом, он еще раз полюбовался камнем. «Красивое…» Любовался, а сам боролся со своей совестью. Потом пожал плечами и решил: «Не я сниму, так кто-нибудь другой заберет…»

Палец мертвеца окоченел, и стянуть с него кольцо оказалось нелегко. «У него, наверное, и часы имеются…» Петер отвернул рукав шинели: часы были на руке. Он отстегнул их и, пугливо оглядываясь по сторонам, сунул их в карман.

Петер забросил винтовку за плечо и быстро зашагал прочь. Лицо его горело. Хотелось побыстрее уйти от этого места. Сунув руку в карман, нащупал трофей и попробовал надеть кольцо на палец. Палец легко вошел в него. Тогда Петер вынул руку из кармана и невольно залюбовался кольцом. Потом надел на руку часы. Они не ходили, остановились без нескольких минут в четыре часа. Не снимая их с руки, он завел часы и поднес к уху. Они тикали. Немного послушав, Петер разобрал на циферблате марку «Юнгханс» (марка была не очень известной). В это время он пожалел, что не осмотрел других убитых. «Может быть, вернуться? — подумал он. — Стоило бы. По крайней мере, извлек бы хоть какую-нибудь пользу из войны. Все равно их всех обдерут…» Он остановился и посмотрел назад.

От дороги он отошел довольно далеко.

«Прямо какое-то божье искушение. Стоит ли рисковать и из-за какой-то дряни подставлять себя под пулю? Рано или поздно сюда придет похоронная команда или пригонят крестьян. Того и гляди схватят… Нет». Петер ускорил шаги, уходя все дальше и дальше от этого места.

Позднее, оказавшись в районе Капосташмедере, он все-таки пожалел, что не вернулся.

В Уйпеште он остановился только для того, чтобы сверить с уличными часами свои. «Три четверти двенадцатого…» Он выругался. Если бы не проспал, то уже давно был бы дома на Чепеле.

Подошел к трамвайной остановке, подождал, осмотрелся. «Здесь даже не чувствуешь войны».

Прохожих на улице было мало. Какая-то полная женщина сказала, обращаясь к Петеру:

— Если ждете трамвай, то напрасно…

— Это почему же?

Толстуха, не останавливаясь, бросила на него беглый взгляд и сказала:

— Подождите, может, придет… — Она сильнее затянула на голове платок и ускорила шаги.

Петер закурил и двинулся дальше пешком.

«По набережной Дуная до конца…» Он прикинул в уме расстояние. Глядишь, часа через три с половиной буду дома. А может быть, и через три».

С Дуная дул пронзительный холодный ветер.

Петер шагал бодро. Время от времени он широким движением вскидывал руку и смотрел на часы. Непривычно было чувствовать их на руке. Несколько раз он посматривал и на кольцо. «Со временем привыкну и к нему».

У острова Маргит от моста Арпада шли патрули с нилашистскими повязками на рукавах, в черных мундирах, вооруженные автоматами. Петер заметил их слишком поздно и уже не мог обойти. Их было пятеро. «Шли бы вы все к… бабушке», — выругался мысленно Петер и, выбросив вперед правую руку, громко приветствовал их:

— Верность! Да здравствует Салаши!

— Верность! — ответил начальник патруля, но все же остановился и попросил: — Ваши документы.

Петер остановился. Двое патрульных сразу же зашли к нему за спину. Он протянул отпускной билет старшему.

Однако нилашист не взял его.

— Прошу твое командировочное предписание, братишка. Отпускные билеты недействительны.

Петер удивленно уставился на нилашиста.

— Как это недействительны? Мне его выдали… Еще вчера, за подбитый русский танк.

— Нужно командировочное предписание.

— У меня его нет. Я получил только это… — Он помахал отпускным билетом. — Мне его вручил сам командир роты.

— Когда?

— Вчера в полдень. После чего я сразу же отправился в путь.

Наконец нилашист взял билет, прочитал и положил к себе в карман.

— Пойдемте с нами, — сказал он.

Петер возмущенно запротестовал:

— Никуда я не пойду. Вы что думаете, что с фронтовиком можно так…

Кто-то ткнул его дулом автомата, другой сорвал у него с плеча винтовку.

— Заткнись, дезертир!

— Я протестую! Я не дезертир!

— Марш! Негодяй!

Его слегка подтолкнули.

Петер ругался про себя, но шел. «Меня не могли обмануть… Если бы нужно было командировочное, то этот приказ объявили бы всем… Меня, видимо, хотят разыграть… Мой документ действителен и верен, как само святое писание… Между прочим, у меня на лбу не написано, что я дезертир…»