Миклош Залка - Осада

«Вот и удалось… Должно удаться, мама… — билась в голове Иштвана мысль. — Отечество позвало меня, да и мое сердце этого требует…»

Тяжело вздохнув, Иштван принудил себя не думать о своем будущем. Показать себя он мечтал еще в юношестве, когда у него было здоровое сердце. Особенно он старался в олимпийский год. Иштван был хорошим бегуном и однажды решил, освободившись от мелочной опеки домашних, показать себя первоклассным спортсменом. Он начал тренироваться: бегал днем и ночью с секундомером в руке, истязая себя, и достиг таких результатов, что смело мог бы участвовать в крупных соревнованиях с надеждой занять призовое место, но все-таки не участвовал, считая такой шаг преждевременным, так как он замыслил не просто блеснуть на этом поприще, а прямо-таки ошеломить мир новыми рекордами. Сердце Иштвана начало давать о себе знать, однако он не считался с ним: по ночам, как полоумный, бегал вокруг дома, и однажды свалился в сердечном припадке. Случилось это незадолго до выпуска его из академии Людовики, где он в ту пору учился. Учитывая тот факт, что он был в числе лучших слушателей, его все-таки выпустили, но тут же передали в руки врачей, которые признали его негодным к военной службе.

Иштвану Надю повезло: несмотря на свое несчастье, с помощью своих бывших начальников ему удалось устроиться на преподавательскую работу в местную гимназию, хотя подобную работу он смело мог бы найти в другом месте и безо всяких рекомендаций. Таким поворотом в судьбе сына были довольны родители, особенно мать, считая, что он попал на хорошую должность, тем более, что господин директор оказался человеком очень добрым…

Иштван Надь гордился своим происхождением и своими родителями, которые в Будапешт попали из Секея. Он был особенно благодарен им за то, что они не пожалели ничего, чтобы он вышел в люди и получил хорошее образование. Мать мечтала о том, чтобы ее сын преподавал в той же гимназии, в которой в свое время работал и его отец, созывавший гимназистов на уроки, энергично тряся в коридоре колокольчиком. Однако сам Иштван понимал, что, решись он на этот шаг, прозвище сына школьного дядьки так и приклеилось бы к нему навсегда. До Уйпешта же от его дома было не так уж и далеко: без труда можно было доехать на трамвае, но в то же время и не так близко, чтобы сюда могли дойти слухи о тех трагических обстоятельствах, при которых новоиспеченный подпоручик был вынужден выйти в запас, что, как он думал, могло отрицательно сказаться на его преподавательской карьере. Родители Иштвана Надя поняли опасения сына и не стали ни возражать, ни мешать ему жить по-своему. Уже за одно это Иштван был им благодарен. Этот благородный жест отца с матерью он воспринял как пример родительской самоотверженности и любви и в душе решил, что, по возможности, и он сам станет поступать подобным же образом, хотя и старался не попадать в их положение. Жениться он не собирался до тех пор, пока не займет твердое место в жизни, а до этого чего проще раз в неделю заглянуть в недорогой публичный дом.

Вскоре топот солдатских ботинок начал как бы стихать.

— Что это такое?! Плететесь, как старухи! — прикрикнул на солдат подпоручик.

И в тот же миг раздался грубый голос Буйдошо:

— Раз-два!.. Раз-два!..

Дорога, сделав крутой поворот, пошла вниз, переходя на склон другой горы. Иштван Надь достал карту и начал сверять ее с местностью. Ошибки быть не могло, батарея прибыла в указанное место. Немного выждав, пока топот за его спиной снова не стал отчетливым и громким, подпоручик Надь скомандовал:

— Стой!

После чего распорядился устроить небольшой привал, а сам провел рекогносцировку местности.

Место для батареи он выбрал хорошее: вероятное наступление противника ожидалось из-за скал, между которыми вверх на горное плато вела дорога. Внимательно осмотрев местность, Иштван Надь принял решение выбрать огневую позицию для батареи метрах в ста двадцати от нагромождения скал, на небольшой полянке, окруженной засыпанным снегом кустарником. Буйдошо он приказал построить личный состав батареи.

Выслушав доклад унтера о том, что его приказание выполнено, подпоручик сначала хотел сказать своим подчиненным небольшую речь, из которой он, однако, успел произнести всего лишь три слова:

— Мои боевые друзья!..

В этот момент послышался шум грузовика, который тащил за собой пушку. Солдаты быстро отцепили орудие от кузова машины, сняли продовольствие и полевой телефонный аппарат с большой катушкой провода, которую, как только грузовик медленно удалился, двое солдат сразу же начали разматывать, устанавливая связь со штабом.