Про вещи Вильмош даже не спросил, но привратница заговорила об этом сама:
— Оставшиеся в доме вещички все в подвал снесли… в основном старую мебель. Много чего унесли сами нилашисты… все носильные вещи и мебель хорошую тоже…
Выйдя на улицу, Вильмош остановился перед домом. Кружилась голова, и, чтобы не упасть, он прислонился к стене.
— Мама… — тихо произнес он дрожащими губами.
Мимо проходили советские солдаты. Один из них остановился и что-то спросил у Вильмоша, который, разумеется, ничего не понял. Парень сквозь слезы и лица солдата как следует не видел. Тогда солдат подошел к нему вплотную, вытянув указательный палец, поднял за подбородок голову Вильмоша и, видимо, повторил свой вопрос. Однако он и на этот раз не понял солдата, а слезы по щекам потекли еще сильнее.
— Солдат? — спросил русский и начал жестами показывать, не обидел ли его кто-нибудь из солдат.
Вильмош закрутил головой.
— Фашист… мама… гетто… — сквозь слезы проронил Вильмош и, согнув указательный палец правой руки, показал, будто нажимает на спусковой крючок.
Русский солдат понял парня и что-то начал говорить о фашистах, но из его речи Вильмош понял лишь одно слово «фашист». Затем солдат достал из кармана шинели семейную фотографию, на которой была жена солдата, он сам, справа — два мальчугана, а слева — две девчушки.
— Фашист… пуф, пуф… — процедил солдат и, показав сначала на женщину, а потом на обоих мальчиков, тоже согнул указательный палец и пошевелил им, будто стрелял. Спрятав фотографию в карман, солдат пожал Вильмошу руку и, тяжело вздохнув, пошел догонять своих.
Вильмош закурил; сделав несколько затяжек, взял себя в руки и пошел по улице, думая то о матери, то о Катице. «Выходит, мамы у меня больше нет… Скорее всего, так оно и есть…»
Забор, которым гетто было отгорожено от других домов, уже разобрали, и доски валялись в беспорядке прямо на тротуаре.
Вильмош вошел в первый дом, во дворе которого, словно поленья, были сложены кучи из трупов.
— Гроса среди этих нет, — ответил на вопрос Вильмоша привратник и в свою очередь спросил: — Вы во всех домах спрашивали?
— Я ищу свою мать.
— Сходите на улицу Дохань, — посоветовал ему привратник, — там находится контора, в которой хранятся списки тех, кого угнали в гетто. Сначала всех задержанных, освобожденных из гетто, повели туда, там рассортировали на группы, а потом расселили по свободным домам и квартирам. Там, видимо, знают и тех, кто не вернулся в свои квартиры…
Вильмош поблагодарил за совет и вышел на улицу. Возле домов, которые входили в гетто, повсюду лежали высохшие до неузнаваемости трупы (одна кожа да кости). Их еще не успели убрать и похоронить. Вильмош уже не мог смотреть на них и не шел, а бежал.
В конторе на улице Дохань Вильмошу сказали, что его мать в их списках не значится.
Вильмош стоял, не в силах сдвинуться с места.
— Быть может, вашу мать депортировали, — сказал ему кто-то из служащих конторы.
Вильмош вышел на улицу, когда уже начало темнеть.
Он решил сходить на всякий случай на их старую квартиру, хотя и знал, что там он матери не найдет, но все-таки решил: а вдруг да…
Окна дома, которые выходили на улицу, были темны. Он вошел во двор. В кухне горел свет. «Живет там кто-то…» Вильмош взбежал по лестнице, сердце бешено стучало в груди. «Неужели вернулась мама?.. Мама…»
Сначала он постучался к привратнице, которая, открыв дверь, сразу же узнала парня.
— Вильмош! Вернулся-таки?! — Она театрально всплеснула руками. — Мой сосед, Ференц, тоже недавно вернулся… он такое рассказывал… Ты даже не знаешь, как часто мы вас всех вспоминали…
— А моя мать? — еле слышно спросил парень.
Привратница покачала головой.
— Она к нам не заходила, Вильмош… В вашу квартиру, вернее говоря, в одну комнату и кухню поселили одну семью… они сейчас дома… Но твоя мамаша у нас в доме не появлялась. А Гизи?.. Она тоже жива? Да проходи же ты в комнату…
Вильмош переступил порог, но сразу же остановился.
— Гизи тоже жива, не так ли? — снова повторила свой вопрос любопытная женщина.
— Я не знаю, — ответил Вильмош глухим голосом.
— В ноябре месяце виделась с твоей матерью, тогда она мне говорила, что Гизи находится…
Вильмоша раздражала, даже злила пустая болтовня привратницы.
— Да, я слышал… мама мне рассказывала… — перебил он женщину и спросил: — А в нашей комнате, которую мы заперли с вещами, тоже кто-нибудь живет?
— В той никто не живет… Дверь опечатали как положено сразу же после вашего ухода…
Читать дальше