Людмила Уварова - В каждую субботу, вечером

Она не ответила ему. Он подошел к ее кровати, погасил лампу, в темноте разделся, лег на диван.

Внизу под окнами проехала машина. Свет фар стремительно врезался в темноту, на мгновение вырвал из мрака книгу на столе, кусок обоев, блеснул и разом погас в зеркале.

Потом опять стало темно, и только кто-то невидимый вдруг стал нашептывать неслышные слова, потом все громче, все явственней, и наконец дождь разразился вовсю, словно ударила в стекла чья-то сильная рука.

На следующий день в школе, на перемене, к Артюше подошел классный руководитель Сергей Петрович.

— Удивительное дело! — сказал он. — Вчера я встретил твоего отца.

— Кого? — переспросил Артюша.

— Твоего отца. Мы с ним всю войну вместе прошли.

— Он мне не отец, — пробормотал Артюша.

Сергей Петрович внимательно посмотрел на него.

— Отчаянной смелости человек, — сказал он задумчиво. — И вообще редкий парень!

— Кто? Кирилл Константинович?

— Да, он.

Артюша чуть было не присвистнул. Так не вязалось представление об отчаянной смелости с этим узкоплечим, пожилым человеком.

Просто невозможно было вообразить его на фронте, одетым в гимнастерку, командиром, за которым солдаты идут все, как один…

Неужто он мог бросать гранаты под танки врага, стрелять из автомата, пикировать на бреющем полете, сбрасывая с самолета бомбы над фашистскими городами?..

Артюша хотел было расспросить Сергея Петровича, узнать от него все, все, просто услышать, что он еще скажет и почему считает отчима редким парнем, но прозвучал звонок, и Сергей Петрович сказал уже другим, привычно строгим тоном:

— Пора в класс!

Весь день в школе Артюша вспоминал слова Сергея Петровича: «Отчаянной смелости человек…»

Как и обычно, Артюша пришел домой в седьмом часу вечера.

Отчим был один, сидел за столом, опершись щекой о ладонь, глядел в раскрытую перед ним тетрадь.

Задумался ли он или так погрузился в чтение, что даже не расслышал шагов Артюши, но, когда Артюша подошел ближе, он вздрогнул и посмотрел на него.

— Что это за тетрадь? — спросил Артюша.

Сверху на странице было выведено крупным, старательным, детским почерком «Диктант», а ниже написано: «Сегодня харошая погода, мороз и солнце и снег свиркает на солнце».

Артюша усмехнулся:

— Во как! В двух строчках две ошибки. Верная пара!

Не отвечая ему, не глядя на него, отчим медленно закрыл тетрадь.

— Да, — сказал он рассеянно, — у него были нелады с орфографией…

— У него? — спросил Артюша.

Отчим провел ладонью по тетради.

— Так ни одного письма не сохранилось, только случайно эта старая тетрадь…

На мгновение он отвел глаза в сторону.

— Вот, понимаешь, одна эта тетрадь…

— Чья она? — помедлив, спросил Артюша.

Впрочем, он уже почти предугадал ответ.

— Володи, моего сына… — Отчим выдвинул ящик письменного стола и спрятал тетрадь. — Он тогда учился в четвертом классе.

Артюша хотел спросить и не решился. Но Кирилл Константинович сам сказал:

— Он погиб на фронте…

Показалось Артюше или нет, будто в темных, всегда прищуренных глазах Кирилла Константиновича что-то блеснуло?..

— Мы вместе ушли на фронт. Я на неделю раньше…

Артюша молчал. Кирилл Константинович встал, прошелся по комнате.

— Скоро, наверно, мама придет, — сказал он.

Артюша не ответил.

Наверно, отчим и в самом деле охотно пошел к нему в школу. Может быть, ему хотелось вернуться назад, снова пройти по той, теперь уже недоступной, тропе, которая вела в прошлое.

Неожиданно для самого себя Артюша сказал:

— Вам привет от Сергея Петровича…

Кирилл Константинович повернул к нему голову.

— Сергея Петровича? Ах, да, Сергея…

— Он сказал, что вы отчаянно смелый…

Впалые щеки Кирилла Константиновича чуть заметно порозовели.

— Мой папа тоже был смелый, — помолчав, сказал Артюша.

Он сказал это, не глядя на него. Он никогда не говорил с ним об отце. Именно с ним не хотел говорить, а тут сказал.

Но Кирилл Константинович ответил просто:

— Я знаю. Мама говорила… — Он вздохнул. — Мама, должно быть, сердится на меня за вчерашнее.

— За что? — спросил Артюша.

— Все было так неожиданно. Прихожу на собрание, вхожу в класс — и вдруг — Серега, старый друг! Ах, черт возьми! — Он пристукнул маленьким сухим кулаком по колену и растроганно повторил: — Ах, черт возьми! Надо же так!..

Он оборвал себя, прислушиваясь. Хлопнула входная дверь, кто-то прошел по коридору.