Жан Жене - Влюбленный пленник [litres]

Кибитки стояли у въезда в деревню – или, если угодно, у выезда? – чуть в стороне от свалки, слово, которое прилипает к пальцам и простыням, следствие и доказательство большого счастья или маленькой смерти, хозяйственные отбросы, мешанина из пустых банок, вспоротых консервными ножами, старых матрасов, разбитых тарелок, в которой копались босоногие дети, живущие в таком вот таборе. Женщины ходили гадать в платьях из искусственной тафты с оборками, а мужчины плели корзины: смуглые мужские руки выполняли быстрые заученные движения. Похитители куриц старались не сталкиваться с крестьянами, дети и женщины ходили в деревни, просили милостыню, подворовывали, врали, обычный перечень всех пороков, маленький ад на колесах, который перемещался с места на место на виду у общины. Настоящие фидаины знали закон и подчинялись ему, но перед какой галеркой давали представление палестинцы из такого вот кочевья? Целый мир? Бог? Они сами? Они присматривали друг за другом, чтобы играли хорошо и не халтурили? Противоречили сами себе?

Последний цыганский табор мне довелось видеть в Сербии, как раз у въезда в деревню (или выезда из нее) Ужице-Пожега возле кучи мусора. Тем утром распряженные лошади тянули деревянные раскрашенные кибитки. Полуголые дети, увидев меня, бросились предупредить женщин, которые, в свою очередь, поспешили предупредить мужчин с грязными всклокоченными волосами, из-под которых виднелась лишь четверть лица с одним глазом, достаточно, чтобы разглядеть меня, а больше им ничего и не надо было. Потом исчезли и эти фрагменты лиц. Чуть позже появились две красивые женщины лет шестнадцати, они прошли, дерзко виляя бедрами, явно мне наперерез, и остановились у стены дома, провоцируя меня. Стоя напротив, но словно под защитой табора, который внимательно следил за ними, они медленно стали поднимать подолы своих длинных платьев с оборками, одно зеленое, другое черное с красными цветами, и, задрав их высоко, до пояса, продемонстрировали мне свои небритые лобки. Палестина – блуждающий спутник, перемещающийся в пределах арабского мира, а фальшивое племя, искусственный спутник Палестины, вращался вокруг нее, не ударяясь и не соприкасаясь. Эти племенные отходы продолжали вращаться на орбите, как когда-то, в Сербии, цыганские поселения, которые сербы держали на отлете, в стороне от своих привычек, своей морали и от себя самих, потому что это был их способ выжить. Если космический порядок требует наличия солнц, вокруг которых вращаются звезды, социальный порядок представлялся мне точно таким же; любое солнце сохраняет определенную дистанцию в геометрическом смысле этого термина. Этот космогонический закон социальных сфер так стар! а некоторые непредвиденные обстоятельства, ведущие к его нарушению: браки по расчету, безумные любови, победы какой-нибудь крошечной династии над соперниками, биржевые спекуляции и их катастрофические последствия, кружения земных и небесных тел, – на несколько мгновений придавали всему другой масштаб, это чтобы понять воздействие палестинской революции.

Израиль был солнцем, которое хотело быть самым особенным, коль скоро не может быть самым ярким и самым далеким в космосе, он стремился быть первенцем в расширяющейся вселенной, первенцем, появившемся после большого взрыва.

Став османской провинцией, Сирия считала себя матерью Палестины, которая оставалась территорией османской империи, но эта территория была пространством, где пребывали сильные мира сего, все, так или иначе, намагниченные Блистательной Портой, при этом каждое семейство пыталось оттолкнуть от нее других. В сентябре 1982, когда израильская армия из Восточного Бейрута перешла в Западный, Набила Нашашиби из-за своей внешности и палестинского акцента опасалась, что с ней будут дурно обращаться, ведь она была главным врачом госпиталя Акка, на краю Шатилы. Вместе с мужем она укрылась в квартире Лейлы, одной из последних потомков семейства Хусейни. Я попросил ее:

– Расскажи мне о Палестине под османами.

Мы сидели в роскошной гостиной матери Лейлы. Набила начала:

– В Палестине при османах было два знаменитых семейства, Хусейни и Нашашиби. Палестина, по-прежнему ведущая военные действия, была их общим садом.

Она окинула взглядом комнату, увидела вышитые подушки, ткани, произведения искусства, драгоценности, людей вокруг.

– Ты можешь отвезти меня во французское посольство? Мне здесь не по себе. Это место ненадежное.