Жан Жене - Влюбленный пленник [litres]

Мой знакомый палестинец так и не пришел.

Поскольку начинало уже темнеть, я решил отправиться к нему, почти инстинктивно отыскав улицу, где находился магазин его отца, еще открытый в этот час. «Я тебя отведу», – сказал мне отец по-арабски. Он улыбался, похоже, мое присутствие его не раздражало.

Сын лежал на кровати, над ним сидели две его жены. Тело было сплошным синяком, его избивали полицейские, которым хотелось узнать, зачем я приехал в Амман.

– Скорее уезжайте, вам надо покинуть королевство.

– Завтра.

– Уезжайте этой ночью.

Вечеринки в обоих подвалах уже закончились. Я забыл сказать, что после отъезда дипломатов уборщики, за которыми неотрывно следил один из полицейских, нашли на коврах несколько орденов с якобы бриллиантами, а на самом деле фальшивыми камнями. Ни один из них не стоил ровным счетом ничего, зато комиссары полиции могли унести их домой и дать поиграть детям, это мне рассказал лифтер, которому было предписано за мной следить и обыскивать чемоданы.

Той ночь в саду рядом с отелем «Джордан» взрывов не было, водители пододвигали поближе к крыльцу таблички, написанные на национальных языках. Я решил принять меры предосторожности – эффективные, как картонные доспехи – и спал не на кровати и не в спальне, а в ванной, завернувшись в одеяло. На следующее утро я, не понеся более никакого ущерба, на такси покинул Иорданию, весьма довольный вчерашним спектаклем с участием дипломатического корпуса. Граница между Сирией и Иорданией была уже закрыта, ее открыли специально для меня.

– Is finish for you . (Для вас все кончено).

Однако я безо всякой помпы вернулся четырнадцать лет спустя.

– Умные, они? Ну, разумеется. Причина обособленности палестинцов от других народов – в их поражении. Израильтяне мало того, что лишили их своих домов, садов, яблонь, баранов, роз и кольраби, так еще и сделали из них демонов, которые дерутся, умирают и убивают, они желают уничтожить не только отважный народ, который лишил крова, но вместе с ним и все народы. Фидаины объявили войну всему миру. Сами себя они называют красивым словом революционеры…

– Это слово вам не нравится?

– Дело не в этом. В Алжире у нас была алжирская революция.

– А базы в Марокко и в Тунисе.

– Они в арабском мире были везде, и в Китае, и в СССР. Они могли бы иметь такие же.

– Вы же прекрасно понимаете, что нет. Вашей свободы и ваших идей арабский мир не опасался. А палестинцы наводят страх на арабский мир, на все монархии, крупные и не слишком.

– Это они сами вам сказали. Впрочем, людям вроде вас они так и говорят. А мусульманам рассказывают совсем другое. Израильтяне слишком их разнежили. Ислам спит вполглаза, если его разбудить, он окрепнет. Сами видите, как поднялись «Братья мусульмане».

В Братьях мусульманах он видел высокомерие и надменность. Офицер-алжирец, который – слишком часто – приходил ко мне в 1972 году, был неспособен предвидеть приход Хомейни. Суниты казались сильнее, при них шииты говорили тихо и вели себя еще робко.

– Они одержат победу, начнут священную войну и вас здесь не будет. Братья терпеть вас не станут. Или умрите или обратитесь в их веру.

– Я обращусь, обо мне не беспокойтесь. А вот что сделают они с вами?

– Когда я приезжаю в Алжир, то даже не могу сказать своему сыну, ему шестнадцать, что не верю в Бога.

– А то он вас убьет?

– Просто не поймет. В полицию он не обратится, скорее, к психиатрам.

Имя этого офицера хорошо известно и палестинцам, и алжирцам, он погиб. Зачем приходил он ко мне обменяться парой-тройкой слов? Потом я его долго не видел, и вот в последний раз в Бейруте:

– Вам не следует здесь оставаться. Они разрушат всё. Снаряды и бомбы всех уничтожат и перемешают в кашу: мужчин, женщин, детей, лошадей, железо, они из всего этого сделают кашу, причем, скорее, исламскую, а не израильскую.

Я записал это в сентябре 1972. В его автомобиль попала бомба. Израильская?

К сентябрю 1972 в Южном Ливане уже ощущалось нечто тягостное. Словно все движения фидаинов и даже, возможно, их мысли, налились свинцом, исчезла радость борьбы и разрушения. Всё происходило будто в плотной густой субстанции, так происходит всегда, когда руководители и их подчиненные размышляют всерьез , то есть, когда убежденности: какой-то Бог пообещал их землю потомству какого-то бродяги – они противопоставляют собственную убежденность. Изучение малейшего передвижения войск было делом необходимым, но утомительным. Когда руководители отправлялись в Пекин, в Москву, в Женеву, они считали, что могут свободно туда ехать? И свободно вернуться? А там разговаривать на равных? Великие империи тяжело дышат, и в рядах ООП царило смятение. Предпоследнее замечание алжирского офицера было приблизительно таким: