Жан Жене - Влюбленный пленник [litres]

Чтобы оскорбить молодых фидаинов, недостаточно сравнить похороны мусульманских лидеров с матчем регби, где мяч – это гроб, возможно, пустой, но как им сказать, что сама их борьба была смертельным праздником, заставляющим дрожать западную публику?

– Эти идиоты подожгут всю планету.

Эта игра – вырядиться поджигателями планеты – была игрой мальчишек, у которых отняли все игрушки. Забавно раздавить жестяной истребитель длиной десять сантиметров, расплющить ударом каблука, чтобы осколки разлетелись по аллее и попали в пруд, но куда забавнее пустить под откос скорый поезд, уничтожить настоящий авиалайнер, наконец, совершить то, что совершают эти дети в защитных очках с радостными лицами, признающие, как это здорово из танка Меркава стрелять по двадцативосьмиэтажным зданиям в Бейруте, смотреть, как эти здания складываются пополам, словно от приступа смеха, и, наконец, убедиться, что цемент, железные балки, балконы, облицовочные плиты, всё, что составляло конструкцию и возвышалось надменно и горделиво, было низкого качества. Здание становилось белым облаком, чуть окрашенным серым ближе к фундаменту, и близорукие лица светились восторгом.

«Едва только в мозгу зарождалась мысль о стрельбе, а снаряд еще находился в стволе орудия, здание уже теряло устойчивость, кренилось, у него болел живот; а ведь наши глаза так долго слепли над комментариями к какому-то значку, над диакритической точкой, обнаруженной при помощи лупы в священном тексте».

Говорить о палестинском сопротивлении, как об игре или празднике, вовсе не значит относиться к нему легкомысленно. Палестинцам отказано в их домах, в земле, в паспортах, в нации, во всем! Но смех и блеск глаз?

Неужели это последнее замечание правдиво или хотя бы правдоподобно: «пусть молодые фидаины докажут, что у них есть чувство юмора, когда они развинчивают Запад на куски»?

Куклы-марионетки, которые дергаются на ниточках или повинуются пальцам кукольника под шелковыми одеяниями, вероятно, единственные, кому удается этот спектакль: сумеречный, гнетущий, мрачный. Название спектакля звучит как предостережение: Театр теней. Именно эти персонажи и призывают смерть, эти картонные, деревянные персонажи, немые тряпичные куколки-принцессы или куколки-феи, надетые на десять пальцев, марионетки шевелятся и жестикулируют, скрывая в себе пальцы из плоти и крови, увенчанные не наперстком-капюшоном, а другим нарядом, они призывают смерть и самих мертвых, целую империю мертвецов, и это не будет казаться странным, ведь немота преодолевает все, именно в них, в этих персонажей кукольного театра, превращаются все мертвые, когда их окликают по имени. Эти марионетки на веревочках или надетые на палец, чьи изломанные силуэты – а может, это такой танец? – напоминают конфигурации скелетов на кладбище Кампосанто в Пизе, эти персонажи, крошечные, как куклы, найденные в кенотафах фараонов, оказываются так далеко, что голос, рассказывающий какую-нибудь историю, не может преодолеть расстояние до них, разве только и голос, и эта история не принадлежат самим куклам.

Но они так безразличны к рассказу и голосам, что ты понимаешь: всё-таки это не их голоса и не их история, а может, вообще всё, что скажут о нас после смерти, фальшиво не только по смыслу, но и сам звук фальшив. Пожалуй, из всех событий, указывающих нам на ничтожность смерти, именно куклы являют тому самое ясное подтверждение. Между приглушенным или зычным голосом кукольника и неуклюжими движениями марионетки на ниточке никогда не будет слаженности. Даже голые, без оборок, мои десять пальцев живут – танцуют – своей жизнью, независимой от меня. А что будет после моего последнего вздоха? Все эти написанные мною прежде строки были нужны, чтобы объяснить: я измерил расстояние – хотя это очень неточное слово, как, в самом деле, измерить расстояние, если оно всего лишь переживание? – отделяющее того Абу Омара, каким он был, героя моего рассказа, от него, утонувшего.

– Арабы-феодалы бывают разные, – сказал он мне в сентябре 1972. – Есть эмиры, владельцы нефтяных месторождений, все они друзья Америки, а часто Израиля. У нас трудное положение. Притворяться, будто отказываешься от религии и собственности, делать вид, что изобретаешь новую мораль, значит вызвать гнев народа. Мусульманская религия и собственность – и земля, и недра – помогли нам освободиться: от англичан, от французов, от итальянцев, от испанцев, от голландцев, и даже от самих американцев. Мы, я имею в виду мы, арабы, когда в вашем присутствии говорим об арабскости и арабизме…