Когда мне нужно было побриться, Дэвид и Джеронимо отвели меня к парикмахеру из гетто, и это была чернокожая женщина лет пятидесяти с сиреневыми волосами. Ей прежде не доводилось брить белых. Мужчины – черные, разумеется, – ждавшие своей очереди, заговорили со мной о Бобби Силе, которого слышали накануне. Все они были в возрасте. Кажется, я заметил, что их не так уж и вдохновило его выступление по телевизору: это был просто один из них, он сказал то, что нужно было сказать чернокожим, и чтобы это поняли белые. Он просто хорошо сделал свою работу.
– Вы приехали из Франции, чтобы послушать его или чтобы ему помочь?
– Во всяком случае, вытащить его оттуда это дело чернокожих.
– Нельзя, чтобы он вышел благодаря белым: это была бы еще одна победа над нами.
Я спросил, согласны ли они с тем, что он говорил по телевизору.
– Охранник был белый. Разрешение дали тоже белые. Из тюрьмы он мог сказать только то, что сказал, и мы это « прекрасно » поняли.
Итак, выступление Бобби было закодировано, а затем расшифровано.
Хитрость Бобби была сродни хитрости рабов на плантации: на африканские мелодии, впоследствии ставшие джазом, они положили слова воззвания к побегу и мятежу. Они пели, вечером или утром, выводя гибкие, разнообразные ритмы понятных только им фраз, которые призывали собраться у реки, чтобы переправиться через нее и уйти на север, конечно, они подбирали голоса – женские или мужские – чувственные, пылкие, эротично пылкие, способные «призывать» властно, как разгоряченные самцы: целью было бегство, помощь другим беглым неграм, огонь, война, но этот призыв разносился голосом, в котором черным слышалось обещание брачного обряда.
С юмором и серьезно, передавая людям на свободе рецепты блюд, о которых мечтал в своей камере, или бабушкиного варенья, что сохранила его память, вспоминая жену и свои ночи без женщин, Бобби Сил «призывал»: и слушавшие его черные приняли послание.
Когда вооруженные Черные Пантеры маршировали в Капитолии Сакраменто, намереваясь занять здание Ассамблеи, когда в Мехико их спортсмены, стоя на пьедестале, бросали вызов американскому гимну и флагу, когда их волосы, усы, бороды торчали дерзко и вызывающе, у власти находился президент Джонсон, он отдавал приказы о бомбардировке Вьетнама, а в Калифорнии группа черных мужчин и женщин – Пантеры – множили свои акции, действия, знаки, благодаря которым ничто уже не будет прежним.
Черные слова на белой американской странице кое-где стерлись и выцвели. Самые красивые исчезли, но именно они – исчезнувшие – составляют стихи – вернее, стихи в стихах. Если белые это страница, то черные это то, что на ней написано, то, что доносит смысл – не страницы или не только страницы. Белое, увеличивающееся в объеме, это основа страницы, грунтовка, поле страницы, а стихи написаны отсутствующими черными – вы скажете, «мертвыми», пусть так – отсутствующими, безымянными черными, их расположение, их компоновка и составляет стихи, чей смысл ускользает от меня, смысл, да, но не их подлинность.
И пусть будет правильно понято отсутствие или невидимость чернокожих: они остаются активными или, скорее, радиоактивными.
Когда зрение, слух, обоняние, вкус, осязание белых натыкались на всклокоченную шевелюру Пантер, их, белых, охватывала паника. Как защититься в метро, автобусе, кабинете, лифте от этой растительности, пружинистых волос, которые кажутся продолжением шерсти на лобке, эластичных, упругих, как и они сами? Смеясь, Пантеры несли на голове свою наэлектризованную, покрытую густыми волосами сексуальность. Чем могли ответить белые? постановлениями о благопристойном поведении? Да и как доказать факт страшного оскорбления, что дало бы право лишить растительности эти косматые, черные, к тому же, потные лица, где за каждым непослушным волоском, торчащим из черного подбородка, ухаживали, заботились, холили, словно от бороды зависело само выживание.
Драматичный, знакомый сюжет из жизни в гетто Алабамы: стоя на пустой площади, будь то ночью или днем, черный видит, как от тени сикоморы отделяется белый, потом еще один, потом еще и еще. У них светлые, коротко остриженные волосы, при ходьбе они поводят плечами в отличие от черных, которые покачивают бедрами. Они приближаются, якобы небрежно, и окружают его. Он хотел бы убежать, но ноги его не держат, закричать, но изо рта не вылетает ни звука: белые хохочут и уходят, они поставили на «свое» место негра, осмелившегося выйти в одиночку. В Йельском университете, когда в зал вошли семеро Пантер, приглашенных на конференцию, темой которой был арест Бобби Сила, три тысячи белых в аудитории стали тремя тысячами атакующих. Их круг сомкнулся вокруг Пантер, но вместо кулаков они выставили аргументы, отточенные в Европе, уже подготовленной тысячелетним христианством. Пантеры не принимали никаких правил:
Читать дальше