Валерий Алексеев - Игры на асфальте

Она с таким наслаждением выговаривала это свое «хочу», что мне стало грустно и обидно: передо мной раскручивалась другая жизнь, жить которою я никогда не научусь. Даже выговорить все эти «Муля» и «ладушки» с непередаваемой интонацией кастовой доверительности я не сумел бы.

— Вас понял, — торжественно произнесла Маргарита. — Вас понял. Ладушки. Я тоже.

Она положила трубку и, откинувшись к спинке кресла, с ликующей улыбкой сказала:

— Через час в гостинице. Нет, Гришенька, это не он! Не он, сто процентов!

— Допустим, не он, — согласился я. — Так, значит, кто-то другой. Тем хуже.

— Почему хуже? — все еще горя оживлением прошедшей беседы, Маргарита недоумевающе наморщила лоб.

— А потому, что другого-то где искать, мы не знаем. Бумаги пропали? Пропали. И нечему пока радоваться.

Лицо ее затуманилось на минуту — и вновь просветлело. Так, темная тучка величиной с носовой платок пробежала и прикрыла ясное солнышко.

— Но я не виновата! — убежденно сказала Маргарита. — Если кто-то другой, я не виновата!

— Сперва я все-таки на него посмотрю, — сказал я. — Вот тогда и будут твои «сто процентов».

— Да, да, конечно, — Маргарита закивала. — Это надо сделать, обязательно надо.

Но в голосе ее звучало другое: смотри не смотри, Коновалов тут ни при чем. А для меня это вовсе не было очевидным. Конечно, я удивился, что режиссер дал о себе знать, по логике вещей ему полагалось быть уже где-нибудь в Нахичевани, но факт его присутствия сам по себе еще ничего не доказывал. Если человек настолько хладнокровен, что назначает девице свидание на Мосфильмовской, а сам в это время забирается в ее квартиру и шарит по ящикам с бесценными бумагами, то у него хватит наглости не моргнув глазом выслушать любое обвинение. «Да вы что, — скажет он, глядя на нас стеклянными глазами, — с ума посходили? Какие ящики, какие письма? О чем вы, друзья?» Конечно, от того обстоятельства, что я его видел и с легкостью узнаю в лицо, ему будет трудно отвертеться. Но во-первых, он вряд ли догадывается, что между мною и Маргаритой есть какая-то связь: для него Маргарита — взрослая уже девица, с которой можно и амуры крутить, а я — просто пацаненок, случайно забежавший приятель ее младшего брата. А во-вторых — может быть, ему от Маргариты надо еще что-нибудь, помимо цепных бумаг ее бабушки.

— А ты уверена, что разговаривала с тем самым? — спросил я Маргариту.

Она удивилась.

— Ну что же я, совсем уже дура?

Во мне проснулось какое-то тупое благоразумие — а может быть, не понравилась мысль, что Коновалов будет вот так же, как я, почти в упор, рассматривать ее прозрачную блузку.

— Давай-ка все-таки в милицию позвоним, — сказал я сварливым голосом и потянулся к телефону.

Маргарита быстро, как кошка, схватила меня за руку.

— Ты что? Задержат неповинного человека, допрашивать начнут! Это же будет кошмар!

На лице у нее был неподдельный ужас. Ну да, конечно, надежды на вторую роль тогда сведутся к нулю.

— Ладно, — сказал я, вставая. — Поехали, поглядим на твоего режиссера. Только ты это…

Я замялся и покраснел, жалея уже, что начал. А Маргарита как раз мгновенно уловила, что будет сказано что-то интересное. Она смотрела на меня снизу вверх со спокойным любопытством человека, которому обещали показать карточный фокус и теперь уже не отвертятся. При этом Маргарита как-то очень по-женски, ласково и в то же время небрежно поправляла обеими руками волосы у себя на висках.

— Переоделась бы, что ли, — нарочно грубым голосом договорил я. — Не человек, а стеклянный шкаф.

Тут Маргарита посмотрела на меня с таким интересом, как будто впервые увидела. Потом, усмехнувшись, сказала:

— Не много ли ты на себя берешь, мой милый?

— Во-первых, я тебе не «милый», — запальчиво ответил я, — а во-вторых…

Я и сам не знал, что там будет «во-вторых», но, к счастью, Маргарита меня не дослушала.

— «Во-первых, во-вторых»! — передразнила она и поднялась. — Ладно уж, так и быть…

Бессовестной походкой, расставив локотки и вихляясь, Маргарита прошла через переднюю, остановилась под аркой и, полуобернувшись ко мне, высокомерно добавила:

— Побережем твою детскую психику.

Мне очень не хотелось идти домой и предупреждать Тоню, что мы с Маргаритой едем «опознавать» Коновалова: гораздо проще было бы махнуть прямо в центр и уж потом, по возвращении, оправдываться. Но я хорошо изучил Максимкин характер и знал, что так долго Тоне не продержаться.