Томас Сэвидж - Власть пса

– Когда молния ударяет близко, даже пахнет по-особому.

Снова прогремел гром.

– Вон, опять повозка индейцев! – воскликнула Роуз, когда утихло эхо.

– Какая еще повозка?

– Я видела ее утром. Было так интересно: я заметила их там, где дорога огибает скалы. Они шли, беседовали и вели старенькую лошадь под уздцы, но, увидев, что я смотрю, остановились, пересели в повозку и, не оглядываясь, проехали мимо. А на вершине, представляешь, снова пошли пешком.

– Для них это что-то вроде вопроса чести.

– Куда они направлялись, как ты думаешь? Утром, я имею в виду. Во всяком случае, надолго они не задержались. Да и откуда они ехали?

– Полагаю, из резервации. Погоди-ка, я схожу за биноклем.

– Она в милях двухстах отсюда.

– Наверняка собирались добраться до гор. Ты же знаешь, индейцам нельзя покидать резервацию.

– Почему?

– Чтобы глаза не мозолили. Разреши одному тут болтаться, так они все сюда придут.

Под шепот ветра в листве Джордж стоял на крыльце, увитом хмелем, и следил за индейцами. Затем сел и продолжил смотреть. А после передал бинокль Роуз.

– Я и не знала, что один из них – мальчик!

– Серьезно? Лет одиннадцать или двенадцать на вид. Получается, он еще не родился, когда индейцы жили здесь, и никогда не видел этих мест.

– А в черной шляпе его отец? Привез показать мальчику их старые земли?

– Похоже на то.

– Ненадолго же они остались в горах.

– Боюсь, до гор они и не дошли, – откашлялся Джордж.

– Почему? Лошадь старая?

Тем временем индейцы миновали дом Бёрбанков и скоро должны были скрыться за скалами.

– Фил с утра ездил проверить одного погонщика. Думаю, он их и развернул.

– Развернул?! Но почему? Ведь они две сотни миль проделали!

– Что ж, я уже сказал, что будет, если они начнут покидать резервацию. Что до Фила, то он никогда не питал любви к индейцам, кем бы они ни были.

– В смысле «кем бы они ни были»?

– Если я не ошибаюсь… Дай-ка мне бинокль. Да. Старый индеец – сын вождя.

– Сын вождя!

– Он умер незадолго до того, как индейцев отослали в резервацию. Вон там его похоронили, под скалой. Можно будет как-нибудь подняться к его могиле, устроить пикник.

– Они и хотели увидеть могилу, наверное! – вдруг поднялась Роуз. – Джордж, ты представляешь, что чувствует сейчас этот мальчик?

– Что?

– Вот так запросто белый человек может развернуть его отца, сына вождя. Ты только представь. Он никогда этого не забудет.

– Может, ты и права. Впрочем, строго говоря…

Но Роуз его уже не слышала – она тотчас рванула с крыльца. Один из работников видел, как она мчалась с невнятными воплями, словно умалишенная. Туфли девушки не слишком подходили для ходьбы. Спотыкаясь на высоких каблуках, оно падала и тут же принималась бежать вновь. «Стойте! Пожалуйста, стойте!» – кричала Роуз индейцам и, наконец нагнав их, припала к повозке, с трудом переводя дух.

– Я видела вас утром, – улыбнулась она старому индейцу, и тот снял с головы шляпу.

Мальчик сидел, выглядывая из-за ушей старой лошади.

– Я не знала, что вы сын вождя.

– Вы знали моего отца? – заговорил Эдвард Наппо.

– Мой муж знал. И мы почтем за честь, если вы остановитесь у нас.

Маленькая, хрупкая, милая девушка, оглядывал индеец Роуз, разве смогла бы она обращаться с коровой, готовить, выделывать кожу для перчаток? Много ли зим она выдержит, даже не слишком суровых?

– Спасибо. Это честь и для нас с сыном.

Эдвард развернул клячу. Мальчик наградил отца гордым, величавым взглядом и поправил шапку на лбу.

Когда лошадь идет рысью, она ступает двумя ногами по диагонали – одновременно поднимая левую переднюю и правую заднюю ногу, а затем наоборот. Трудная, тряская езда для всадника: на каждый шаг он должен приподняться на стременах и сдерживать толчки в седло коленями. Однако как бы ты ни был хорош – будешь болтаться, точно болванчик из табакерки.

При иноходи лошадь ступает параллельными парами, выставляя поочередно две левые и две правые ноги. Движение легко и приятно для всадника: можно спокойно сидеть в седле, мерно покачиваясь в такт лошади. Любая кляча способна идти рысью, но иноходью – лишь немногие. Золотисто-гнедой конь Фила был превосходным иноходцем; сдержанная сила, как в ритмичном движении поршня, ощущалась в каждом ударе его ноги.

Спускаясь по каньону, Фил шел уверенно и прямо. Время от времени, чтобы передохнуть, он приподнимался на стременах и вдыхал запах стынущей земли, аромат приближающегося вечера. В дороге всадника застал короткий ливень, краем зацепивший горную тропку, однако тот умудрился почти не промокнуть. Еще острее ощущались в сыром воздухе ароматы свежей полыни и диких роз, цветущих вдоль дороги. Некоторые запахи всегда были особым наслаждением для Фила. Рядом плескалась о камни река, белела дикая черемуха. В лесу в наивной уверенности, что спрятался надежно, замер олень.