Пак Мингю - Коврижка

— Черт, — отчетливо раздалось в соседней комнате. Этот негромкий звук, однако, сочился нескрываемым недовольством и нервозностью. И когда вырвался второй тунец, шуршание и чертыханье достигли максимального накала. Я испугался. Я решил: «Сегодня, клянусь…» И в этот момент исключительно по своей воле выскочил третий тунец. Видит бог, я не хотел. Размер рыбищи был почти как в «Старике и море». Я раскаялся, но было поздно. Я услышал, как в соседней комнате распахнулась дверь, и вскоре в мою дверь ударили четыре раза. Неужели такова моя СУДЬБА? Мне конец, — подумал я и открыл дверь: на пороге стоял не кто иной, как прокурор Ким с выпученными глазенками. С багровым лицом он выпалил:

— Бумажкой… не угостишь?

Глядя вслед прокурору Киму, с мотком туалетной бумаги вприпрыжку семенящему по коридору, я — нет-нет — не грустил, не усмехался, не испытывал какой-то скорби — я был одинок. В темноте послышался хлопок туалетной дверью, и — ДЗИНЬ-ДЗИНЬ-ДЗИНЬ — некое подобие негромкой музыки — благодаря осмотическому давлению преодолев клеточную мембрану туалетной комнаты — достигло моих ушей. Я закрыл дверь. Четвертый тунец в моем животе уже давно превратился в консерву. И тунцы, и люди, в конце концов, живут в чулане. Мне дико захотелось что-нибудь нацарапать на стене. Спустя некоторое время после этого происшествия…

Умер мой брат.

Это был несчастный случай. Электромонтаж — небрежность — удар током — падение. С высоты седьмого этажа воспарив на небеса, брат после кремации стал горсткой пепла и обрел свой покой в колумбарии. Его последним пристанищем стала маленькая и темная, как часть КОСИВОНА, ячейка. Как тунца закатывают в консерву, так и мой брат был закрыт в той маленькой и темной ячейке. И тунец, и человек в конце концов умирают в чулане.

К следующей зиме я стал бессловесным, как полярный медведь, человеком. Прокурор Ким в том году провалил экзамен; одной постоялице пьяный дебошир проломил нос; распорядительницу прямо на выходе из банка ограбил мотоциклист; остальные жильцы продолжали стесняться себя и избегать друг друга. В один зимний день в косивоне произошла поломка системы отопления. Для ремонта, опять же, для проверки вентиляционных отверстий в каждой комнате всех нас попросили погулять минут тридцать. Я поднялся на террасу выкурить сигаретку: большинство постояльцев, будто сговорившись, толпилось там. Кто-то точил лясы, кто-то курил, кто-то, растирая озябшие ладони, смотрел в небесную даль. Глядя на них, я вдруг подумал: «Жизнь любого и каждого — это, часом, не экзамен на чин?»

Когда раздался крик, что проверка вентиляции окончена, жильцы бурным потоком устремились каждый в свой чулан. Я же остался на крыше и закурил еще одну сигарету. Мир сковался морозом, а вишневые деревья у подъезда со стороны холма спали затяжным зимним сном. Да уж, если ты не дерево… Все люди живут в чулане. Это гораздо труднее, чем выдержать экзамен на чин. Если бы кто-то нацарапал такую надпись на стене, то, я клянусь…

Это не могло бы не попасть в разряд «ПОНЕСЛО».

Время текло. Я еще полтора года прожил в том косивоне. В общей сложности я отмотал там два года и шесть месяцев. Два года и шесть месяцев в таком месте?! — Это не может быть правдой. И прошло десять лет. Всяко-разно уходят люди, уходят косивоны, но — я выжил. Жил и выжил.

На следующий год прокурор Ким снова провалился. И… что было дальше, я не могу знать. Я слышал, что к нему приехали родители из деревни, и последний претендент на чин, готовящийся к сдаче экзамена в косивоне, рыдая, собрал свои вещи. То есть так мне передали на словах. Вернувшись к себе поздно вечером, я застал его комнату опустевшей.

Девушка, которой сломали нос, сделала пластическую операцию. Наверное, это было во время летних каникул спустя еще год. По ее рекомендации я устроился официантом в ее ресторан: я даже и не думал, что там такой хороший заработок. Там я проработал больше четырех месяцев и однажды, в сильном опьянении, переспал с ней. Это был мой первый сексуальный опыт. Жизнь — действительно странная штука.

Дело о краже было распутано нелепейшим образом. Злоумышленником оказался репетитор по технике быстрого счета, снимавший кабинет в том же здании на втором этаже. Он был пойман с поличным, когда запустил руку в кассу китайского ресторанчика на первом этаже. В полиции он чистосердечно сознался в содеянном: как на духу, он выложил, что сделал это не ради денег, что любил ту девушку, и еще он выложил много чего, не укладывающегося в голове. Так мне передали на словах. Кто? Да та официантка, по обоюдному примирению сторон слупившая с репетитора в три раза больше, чем он у нее украл. Она чуть ли не визжала, а на ее лице было написано, что жизнь удалась.