Аврора Гитри - Татуированные души

Час близится.

Еще несколько метров, и он увидит почерневший от выхлопных газов дом, ряд вентиляторов, встроенных в кессон и предназначенных для освежения влажного воздуха в комнатах, привыкших принимать парочки на время.

Он быстро находит темный переулок. Состоящий из затопленных дождем лачуг.

Прислонившись к стене и отдышавшись, он понимает, что за ним кто-то шел. Он прижимается всем телом к перегородке, спрятавшейся от гнева небес под деревянную крышу, и устремляет глаза на дверь, ведущую в логово хищника и погруженную сейчас в темноту.

Тигр, конечно, ушел на охоту, на поиски новой жертвы. Пусть потешится напоследок, говорит себе человек. Скоро он уже никому не будет опасен. Человек улыбается под маской, думая о девушках и юношах, которых он спасет своим преступлением. Я подожду тебя здесь. Я буду терпелив. Если понадобится, я буду ждать всю ночь.

И словно в ответ на его мысли, из-за угла сои появляется фигурка, которая бежит по тротуару, торопясь укрыться от дождя.

Человек в маске узнает фигурку и застывает. Изогнутые линии тела, своеобразное покачивание бедер напоминают ему зажигательную музыку. Ему кажется, что он даже различает, несмотря на ночь, расстояние и завесу ливня, гордую и презрительную гримаску на ее лице. Когда она входит в подъезд и на нее падает мертвенный свет лампы, человек в маске понимает, что не ошибся.

Это именно она, та, что была главной в его прошлом, стряхивает зонт и оставляет после себя сладкий запах перечной мяты.

Октябрь 1984 года

Идя домой, я все время представляю себе лицо фаранга, его улыбку. Никто, кроме старой Нок, не улыбается мне… Правда, странно.

Дойдя до угла своей сои, я понимаю, что впервые, возвращаясь к себе, не дрожал и не трепетал. Я был слишком занят случившимся и не думал о том, что ждет меня дома. Я дал себе передышку. Продлившуюся всю обратную дорогу.

Но, заметив вдалеке жестяную крышу, я словно слышу сквозь шум машин безумное дыхание брата. Я чувствую, как синяки, оставшиеся после вчерашних истязаний, словно просыпаются под грязной тканью майки. Брат видит те места на спине, куда уже опускался его кулак.

И бьет туда снова.

Я подхожу к проклятой хижине и замечаю, что дверь закрыта. У лестницы нет мотоцикла, брат либо уехал, либо спрятался. Он любит внушать мне ложные надежды, любит смотреть, как я доверчиво, без страха переступаю порог. Любит нападать неожиданно.

— Он ушел. Час назад. За ним зашел его приятель Тьям. Не бойся.

Колдунья Нок появилась в дверях своего дома. Можно подумать, что она чувствует, когда я прихожу, что видит меня сквозь деревянные стены.

— А… ты принес мне рыбу! Спасибо, малыш.

Я узнаю ее усмешку, открывающую отсутствие нескольких зубов, выпавших из-за жевания бетеля. Она привезла эту дурную привычку из северных земель. Не знаю, откуда она берет бетель. Меня она никогда не просила его принести. Наверное, думает, что я не сумею его достать.

— Иди сюда. Зайди на минутку, — говорит она, исчезая в своей берлоге.

Я колеблюсь.

После отъезда матери брат не выходит из дома. Ждет моего прихода. Даже если он бродит где-то поблизости в поисках желтолицей дамы, он может вернуться и через полчаса, и под утро. Все зависит от жажды его безумия.

— Да не стой ты там. Он не придет до рассвета. Ничего с тобой не случится, — хрипло кричит Нок из глубин дома.

Поборов беспокойство, я поднимаюсь по четырем рассохшимся ступеням, ведущим на маленькую террасу. Ее дом, как и наш, хранит следы воздействия и муссонов, и выхлопных газов, и человека. Он дрожит под тяжестью шагов.

Сняв шлепки, я переступаю через порог и, как всегда, погружаюсь в темноту. Хотя снаружи уже практически ночь, неоновые вывески магазинчиков слабо освещают улицу, очерчивая контуры теней, отделяя тротуар от проезжей части. А здесь маленькая умирающая лампа озаряет только дальний правый угол комнаты. Я хорошо знаю обстановку внутри дома, поэтому ориентируюсь без труда. Слева от входа деревянные полки прогибаются под тяжестью заржавленных железных коробок с сокровищами черной магии, известными одной Нок, под весом всевозможных специй и устрашающего вида банок, к которым она не прикасается уже долгие годы. Внизу стоит маленькая газовая плитка, горящая голубым огоньком под кастрюлей с кипящей водой. Поднимающийся от нее пар наполняет ароматом всю комнату. Ароматом мелиссы с нотой мяты. Ароматом напитка моего детства. Чуть подальше справа стонет от усталости старый, скрипуний, облупленный вентилятор. На полу лежат циновки, почти все почерневшие, пропитавшиеся влажностью, создающие ощущение прохлады и свежести под босыми ногами. Слева, в глубине комнаты, стоит низкий столик, рядом с которым свернуты в подушки тоненькие матрасы.