Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

Он лгал с видом человека, который никогда не говорил ничего, кроме правды. И эта умелая актерская игра произвела впечатление на Эйлин. Она подозревала, что Толлифер из тех, кто гоняется за богатым приданым. Пожалуй, так оно и есть. Но если она ему на самом деле не нравится, с чего бы ему так заботиться о ее внешности, о том, чтобы вернуть ей прежнее обаяние? Яркое, сильное чувство внезапно вспыхнуло в Эйлин – в нем были и материнская нежность, и воскресший пыл молодости. Этот бездельник просто не мог не нравиться: он был такой приветливый, веселый, такой неназойливо внимательный.

– Но что же изменится от того, что я вернусь в Нью-Йорк? – несколько недоумевая, спросила она. – Разве это помешает нам остаться друзьями?

Толлифер задумался. Он сказал о своих чувствах – ну а дальше что? Мысль о Каупервуде не давала ему покоя. Чего, собственно, хотел бы от него сейчас Каупервуд?

– Но вы только подумайте, – начал он, – вы исчезаете в самое чудесное время – июнь и июль здесь лучшие месяцы. И как раз самый разгар веселья! – Он закурил сигарету и налил себе выпить. Почему Каупервуд не дал ему понять, хочет ли он, чтобы Эйлин оставалась в Париже, или нет? Может быть, он еще и сообщит что-нибудь на этот счет, но не мешало бы ему поторопиться.

– Фрэнк просил меня поехать с ним, и я не могу поступить иначе, – спокойно сказала Эйлин. – Что же до вас, то я не думаю, что вы тут будете страдать от одиночества.

– Вы не понимаете, – сказал он. – Без вас Париж потеряет для меня всю свою прелесть. Вот уже много лет жизнь не давала мне столько радости и счастья, как сейчас. А если вы уедете, все рухнет.

– Какие глупости! Пожалуйста, не болтайте вздора! Откровенно говоря, я с удовольствием осталась бы. Но не представляю себе, как это можно устроить. Вот я приеду в Нью-Йорк, немного осмотрюсь и напишу вам. Впрочем, я уверена, что мы скоро вернемся. А если нет и если ваши чувства останутся неизменными, возвращайтесь домой, мы ведь и в Нью-Йорке можем встречаться.

– Эйлин! – с нежностью воскликнул Толлифер, решив воспользоваться представившимся случаем. Он подошел к ней и взял ее за руку. – Какое чудо! Вот этих слов я и ждал от вас. Вы в самом деле так думаете? – спросил он, вкрадчиво заглядывая ей в глаза.

И, прежде чем она успела воспротивиться, он обвил руками ее талию и поцеловал – не слишком пылко, но, казалось, вполне искренне. Эйлин ничего так не хотела, как удержать его при себе, и все же она мягко, но решительно высвободилась из его объятий, хорошо понимая, что не следует давать Каупервуду серьезного повода к неудовольствию.

– Нет, нет, нет, – сказала она. – Вспомните, что вы мне только что говорили. Мы должны быть друзьями, и только друзьями, если вы, конечно, хотите, чтобы наши отношения продолжались. Кстати, почему это мы сидим тут? Я сегодня еще не выходила, а мне хотелось бы надеть свое новое платье.

Толлифер, отнюдь не стремившийся ускорять события, был очень доволен таким оборотом дела и предложил прокатиться в Фонтенбло, где Эйлин еще ни разу не была. И они отправились туда.

Нью-Йорк. Каупервуд и Эйлин сходят на пристань с парохода «Саксония». Обычная толпа репортеров. Газеты, проведав о намерении Каупервуда прибрать к рукам лондонскую подземку, спешат разузнать, кто будут основные вкладчики, кого он намечает в качестве директоров компании, кого в управляющие и не его ли это люди вдруг начали усиленно скупать акции «Районной» и «Метрополитен» – как обыкновенные, так и привилегированные. Каупервуд ловко опроверг эти слухи, и когда его заявление было опубликовано, иные лондонцы, а также и американцы не могли сдержать улыбки.

В газетах и журналах – портреты Эйлин, описание ее новых туалетов; вскользь упоминается, что в Европе она была принята в кругах, близких к высшему свету.

А в это время Брюс Толлифер с Мэриголд плывут на яхте к мысу Нордкап. Но об этом, естественно, в газетах ни слова.

А в Прайорс-кове Беренис одерживает успех за успехом. Она так умело скрывала свою изворотливость под покровом простоты, невинности и благопристойности, что все были убеждены в ее намерении благопристойно, по всем правилам выйти замуж в самом недалеком будущем. У нее было положительно какое-то чутье, которое помогало ей избегать людей неинтересных, заурядных и непорядочных, – она окружала себя только самыми респектабельными мужчинами и женщинами. Больше того: ее новые знакомые заметили, что она особенно симпатизирует непривлекательным женщинам – покинутым женам, закоренелым синим чулкам и старым девам, хотя и принадлежащим по рождению к сливкам общества, но не избалованным чьим-либо благосклонным вниманием. Не опасаясь соперничества более молодых и привлекательных женщин, Беренис полагала, что если ей удастся завоевать расположение этих скучающих добропорядочных дам, она сможет проложить себе путь в самые влиятельные круги общества.