Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

Каупервуд неустанно занимался продвижением своего громадного проекта по реконструкции трамвайных линий, но его душа находила покой и отдохновение в присутствии Стефани Плэтоу. Не будет преувеличением сказать, что в ней он обрел возрожденный дух Риты Сольберг. Рита, однако, не задумывалась о неверности; ей просто не приходило в голову изменить ему, пока он любил ее. Точно так же она долго хранила верность своему мужу, несмотря на все его любовные похождения. Стефани же не понимала, почему нежная привязанность обязательно подразумевает плотскую верность, ведь она может любит Каупервуда и в то же время изменять ему. Вероятно, она до сих пор не испытывала настоящего влечения к нему. Она и любила, и не любила его. Ее отношение не объяснялось темным животным началом, до поры дремавшим внутри нее, хотя и было отчасти связано с ним. Скорее это была неопределенная и бездумная щедрость, препятствовавшая окончательному разрыву с Гарднером Ноулзом и Лэйном Кроссом после того, как они были так добры к ней. Гарднер Ноулз повсюду пел ей хвалу и превозносил ее таланты, пытаясь распространить ее славу в театральных кругах, гастролировавших в городе, и надеясь на то, что она будет замечена и станет известной актрисой. Лэйн Кросс казался безумно влюбленным в нее, что затрудняло разлуку с ним, хотя она была уверена, что это рано или поздно произойдет. Был и еще один мужчина – молодой поэт и драматург Форбс Гарни, высокий и пылкий блондин, который недавно появился на сцене и ухаживал за ней; вернее, она сама заигрывала с ним, времени у нее на это было предостаточно. По своей ветреной артистичности она отказалась учиться в колледже, как ее сестра, и коротала дни в праздности, или, как она говорила, «развивая свои драматические навыки».

Естественно, Каупервуд многое слышал о ее театральной жизни. Сначала он воспринимал эту болтовню с недоверием и считал ее болтовню излиянием пылкой девичьей натуры, увлеченной мимолетной романтикой мира театральных студий. Но мало-помалу он заинтересовался ее беспорядочной жизнью и той легкостью, с которой она перепархивала с места на место: из студии Лэйна Кросса в его холостяцкие апартаменты, где он регулярно принимал своих театральных друзей, потом в дом мистера Гарднера Ноулза, где он часто устраивал вечеринки после спектакля. Каупервуду казалось, что Стефани ведет, мягко говоря, довольно свободную и беззаботную жизнь, однако это в точности отражало состояние ее души. Но он начал сомневаться и задавать вопросы.

– Где ты была вчера, Стефани? – спрашивал он, когда они встречались за ленчем, или ранним вечером, или когда она приезжала в его новую контору на Северной стороне, как иногда бывало, когда ей хотелось погулять или покататься с ним.

– О, вчера утром я была в студии мистера Лэйна Кросса и примеряла его индийские шали и покрывала. У него целая куча таких вещей, но самые симпатичные – оранжевые и голубые. Ты должен как-нибудь увидеть меня в этих нарядах.

– Ты была одна?

– Сначала да. Я думала, что Блисс Бридж и Этель Такерман уже будут там, но они пришли позже. Лэйн Кросс такой милый! Иногда он ведет себя глупо, но он мне нравится. Еще он рисует забавные портреты.

Она перешла к описанию его претенциозных, но на самом деле непримечательных картин.

Каупервуд только дивился не картинам Лэйна Кросса или его индийским шалям, но устройству мира, в котором обитала Стефани. Он не мог найти для нее подходящее определение. Он не мог даже добиться от нее удовлетворительного объяснения ее первой интимной связи с Гарднером Ноулзом, которая, по ее словам, быстро закончилась. С тех пор он стал сомневаться, что было свойственно ему по натуре; но эта девушка была такой нежной, ребячливой и непоследовательной, словно дуновение легкого ветерка, что он терялся в догадках. Она казалась ему ангельским существом, когда приходила к нему с сияющими глазами и как будто растворялась в летнем экстазе. Она с неподражаемым художественным мастерством рассказывала о бурях и ветрах, причудливых формах дыма и облаков, об очертаниях зданий и озер и, наконец, о сцене. Она сворачивалась клубочком в его объятиях и читала длинные отрывки из «Ромео и Джульетты», «Паоло и Франчески», «Кольца и книги» или «Кануна святой Агнессы» Китса. Он очень не любил ссориться с ней, потому что она была похожа на дикую розу или некую причудливое творение природы. Ее блокнот всегда был полон новых рисунков. В ее муфте или в легкой шелковой шали, которую она носила летом, иногда скрывалась лепная фигурка, которую она доставала с видом застенчивого ребенка. Если ее работа нравилась ему, он мог получить ее. Каупервуд находился в глубоком раздумье, но на самом деле он не знал, что и думать.