Карл Вурцбергер - Прежде чем увянут листья

Шперлинг прищуривает глаза и отвечает с насмешкой:

— Сто лет? Я прожил на свете полсотни лет и за это время не раз сам становился жертвой всякого рода сплетен и предрассудков. Так что борись с ними энергичнее, если действительно хочешь дожить до ста лет!

На полях, спускающихся на том берегу прямо к реке, в разгаре уборка урожая. Пылью, которую поднимают косилки, покрыты все примыкающие к лесу луга.

Времени у Ингрид хоть отбавляй. Каникулы продолжаются, а Юрген со своим взводом куда-то уехал и вернется только на следующее утро. До его отъезда у них останется только один вечер. А потом — другой город, другой дом, другая женщина…

Ингрид набирает горсть камешков, бросает их в воду и грустно следит, как расходятся и исчезают без следа круги от волн. Она садится на берегу, подтянув колени к подбородку, — ей уже безразлично, наблюдает кто-нибудь за ней, чтобы сочинить потом новые пикантные истории, или нет.

Вечером Ингрид отправляется к Лило. Они сидят у открытого окна. Над рекой пламенеет вечерняя заря, и отсветы от багряно-красных до насыщенно-желтых пробиваются сквозь кроны деревьев словно лучики ярких цветных фонарей.

— Это твое окончательное решение? Может, еще подумаешь? — спрашивает Ингрид.

— Все уже продумано, — отвечает Лило. — У меня для этого было время. Что мне здесь делать? Влачить жалкое существование до тех пор, пока поседею? Нет уж, спасибо…

— А мне ты не хочешь сказать честно, почему уезжаешь?

Лило встает, смотрит на улицу. Она похудела за последнее время, стала немного сутулиться.

— Ты действительно не знаешь причину? Или хочешь, чтобы я сама подтвердила, о чем все шепчутся?

— Да я не имею ни малейшего представления, — заверяет ее Ингрид.

Лило еще раз бросает взгляд в окно, словно желая убедиться, что никто там, снаружи, не подслушивает их, потом, вздыхая, садится:

— Герман хочет жениться на мне. Разве ты не слышала об этом?

Ингрид смотрит на Лило с таким удивлением, будто только что узнала, что на Луне или на дне океана обитают разумные существа.

— Шперлинг? — недоверчиво переспрашивает она. — И с каких пор это у вас?

— Он давно говорит об этом…

— А ты? У тебя есть к нему чувство?

— Не буду утверждать, что он мне неприятен, но никакой любви я к нему не испытываю.

— И ты сказала ему об этом?

— Нет. Не могу, а впрочем, и не хочу.

— Мне кажется, он бы на руках тебя носил, — продолжает Ингрид.

— Да, я знаю. Вопрос только в том, сколько времени это продлится. Мне тридцать, Ингрид, а ему за пятьдесят. Сколько мы проживем до тех пор, когда ему захочется покоя? Ну, лет пять. А я еще молода, могла бы иметь детей… Но дело не только в этом.

— В чем же еще?

— Ах, Ингрид, ничего-то ты не понимаешь! Здесь и в соседних деревнях я для всех просто Лило. Большинство даже фамилии моей не знают, да и не хотят знать. Их интересует только одно: какая очередная амурная история связана со мной и не представится ли возможность стать героем такой истории, но так, чтобы деревня узнала об этом не сразу. Ах, Ингрид… Было время, когда это доставляло мне удовольствие. Тогда я дерзко смотрела людям в глаза, а с некоторыми из них у меня бывали приключения. Но только я играла роль, которую они навязывали мне, и лишь изредка жила в этой роли. Когда человек голоден, а ему все время говорят о еде, то…

— Ты обижена, ожесточена, потому что не видела хорошего в жизни, — говорит Ингрид. — Поверь, не все так думают о тебе. У тебя есть друзья, вот хотя бы я.

Лило закрывает окно, задергивает занавески, включает свет.

— Опасайся таких друзей, как я, — громко, как бы мимоходом замечает она. — Может, я завидую твоему счастью. А от такой, как я, всего можно ожидать… Если я выйду замуж за Шперлинга, то стану фрау Шперлинг чисто формально. На деле же я останусь Лило. И нам все время будут напоминать об этом. Даже когда он станет старикашкой с палочкой, а я почтенной матроной, люди будут отворачиваться и хихикать… Нет, Ингрид, остаток жизни мне хотелось бы провести не так, я мечтаю о другом. Не хочу быть прежней Лило… А ты ждешь своего лейтенанта?

— Нет, сегодня он не приедет.

Вечером того же дня Юрген сидит в последнем вагоне поезда, как раз преодолевающего подъем. Он приникает к окну и воображает встречу с Марион — вот она отбрасывает у него со лба волосы, вот приподнимается на цыпочки и целует его… За окном сменяют друг друга поросшие лесом долины, живописные строения старого монастыря, маленькие станции, расположенные на окраинах деревень.