— Надо признаться, ты неплохой соперник.
Объявляется пятиминутный отдых.
— Что, недооценили своего конкурента? — спрашивает Рошаль.
Мосс жадно хватает ртом воздух:
— Видно, недооценил. Он в отличной форме.
— Соберитесь с духом! — требует подошедший к ним Юрген. — Вы же лучший стрелок в отделении.
— Так точно… Все зависит от того, как стреляет он.
— Спокойнее. Цельтесь не торопясь. Плавно нажимайте на спусковой крючок. Не волнуйтесь.
Мосс согласно кивает. При этом он еще раз бросает взгляд на толпу и на дорогу, ведущую в Кительсбах.
На огневом рубеже соперники лежат в двух шагах друг от друга. Рядом стоит Глезер, все остальные сзади.
— До чего же мало это черное яблочко на мишени! — сокрушается Рыжий.
Мосс только смеется в ответ.
— Заряжай! — командует Глезер. — Десять выстрелов по круглой мишени из положения лежа — огонь!
Рыжий стреляет собранно, не торопясь. Мосс выдерживает паузы, целится тщательно, плавно нажимает на спусковой крючок. При этом один раз он допускает передержку с прицеливанием, и в тот самый момент, когда нажимает спусковой крючок, Рыжий уже стреляет. Мосс видит, как его пуля поднимает столбик пыли позади мишени. Рыжий тоже посылает одну пулю в молоко, но по общей сумме у него выходит на семь очков больше.
Трактористы шумно радуются, а пограничники обеспокоены: Моссу, чтобы сравнять результат, придется сделать на семь приседаний больше, чем его сопернику, плюс еще одно, чтобы выиграть…
И вот соревнующиеся стоят в гимнастических трусах, на плечах у них мешки с песком. Мосс и Рыжий приноравливаются к грузу, выбирают наиболее удобное для себя положение. Зрители окружают их плотным кольцом. Глезер входит в круг — он будет вести счет приседаниям.
Первые тридцать приседаний соревнующиеся выполняют без труда. Потом кровь начинает приливать к их лицам, а тела становятся блестящими от пота. После пятидесяти приседаний темп движения замедляется. Каждая сторона скандирует счет вместе с судьей, подбадривая своего спортсмена, и Глезер призывает публику к порядку.
На семидесятом приседании соревнующимся кажется, что легкие вот-вот лопнут, а пот с них струится уже ручейками. Оба выпрямляются с трудом и все время заглядывают в лицо друг другу, пытаясь отгадать, как долго еще продержится соперник. Возгласы утихают, наступает тишина. Приближается решающая минута.
На восемьдесят девятом приседании Рыжий остается сидеть на корточках, с криком сбрасывает мешок и валится на спину. Мосс с перекошенным от напряжения лицом делает девяностое, девяносто первое и, наконец, девяносто второе приседание. Оно оказалось бы последним, если бы Цвайкант не произнес тихо, но отчетливо:
— Вот она!
Мосс слышит его слова, закрывает глаза — на шее у него от напряжения неестественно вздуваются жилы — и встает один раз, другой…
— Осталось два приседания, — шепчет кто-то. — Только два приседания…
Еще два приседания… Мосс собирается с силами, но мускулы не слушаются его — никогда в жизни он не чувствовал себя таким измотанным. И тут его охватывает гнев на собственную беспомощность. Он распрямляется, приседает, сопровождая свои действия криком, и снова распрямляется.
Под ликующие возгласы пограничников Мосс скидывает с плеч мешок, руки его повисают, однако он еще в состоянии обратиться к сопернику:
— Ну и силен же ты, Рыжий! Даю зарок никогда больше не состязаться с тобой.
Тот с гримасой боли на лице растирает в это время перетруженные ноги.
— Недооценил я тебя, пограничник. По твоим глазам я понял, что тебя хватит максимум на три приседания, и сбросил мешок. Черт тебя знает, откуда только у тебя силы взялись. Поздравляю, на сей раз ты победил.
Он протягивает Моссу руку. Тот подходит к нему, с трудом переставляя негнущиеся ноги, и пожимает ее. Потом осматривается по сторонам и ждет, когда же его подойдет поздравить Пегги. Но ее все нет.
— Где же она? — спрашивает Мосс Цвайканта, рассеянно принимая поздравления друзей.
— Кто?
— Да Пегги. Ты же сам сказал…
Цвайкант улыбается, в уголках его глаз прячутся смешинки.
— Я имел в виду нечто другое, в более широком смысле. Извини, если я своим высказыванием отвлек твое внимание и едва не помешал твоей победе.
— Чушь! Все в порядке, Светильник… Только хотелось бы знать, куда она запропастилась.
— Да вон она идет, — кивает Философ в сторону улицы.
Это действительно Пегги. У нее такой вид, будто она оказалась здесь случайно. Рассеянно помахивая сумочкой, она сворачивает к толпе болельщиков. На ней джинсы и светлый пуловер с короткими рукавами, который подчеркивает ее красивый загар.
Читать дальше