Михаил Меньшиков - Письма к ближним

Не думайте, что от Пошехонья до Парижа – непереходимое пространство. Пространство – ничто. Когда на солнце идут бури, слабая стрелка магнитного прибора на земле беспокойно мечется. Затмение того солнца, которое называется европейским общественным мнением, тотчас сказывается во всех странах, вовлеченных в орбиту Европы. И подобно тому, как собственная теплота земли не идет ни в какое сравнение с получаемою от солнца, – собственная интеллектуальность отсталых стран, как бы ни была она высока, совсем теряется пред внешним внушением. У нас были люди высокого гения – и в родном обществе они проходили почти бесследно. Даже Достоевский и Толстой, оба признанные всем светом, – у себя дома разве не потерялись они в лучах довольно плоской теории экономического материализма или полусумасшедшего ницшеанства?

Мы – народы Востока – в умственном плену у Запада, – Бог даст, не вечном. Пока же над нами власть европейского духа – на нем лежит и ответственность за нашу судьбу. Пусть гордые англичане подумают об этом. Мы, «отсталые», смиренно признаем их культурное первородство, но оно налагает на них долг, ими часто забываемый. Они – вместе с другими «передовыми» народами – вожди человечества, но тем ужаснее каждый их нравственный промах, тем непростительнее каждый грех перед человечностью. Их злодейство есть сугубое злодейство, так как соблазняет слабых, их безумие – сугубое безумие, так как укрепляет зло жизни там, где оно поколеблено.

«Невозможно не придти соблазнам, но горе тому, через кого ни приходят!»

Великое извержение окончилось. Города и деревни разрушены. Истреблены цветущие поля, огороды, сады, фермы, куда была вложена сила многих поколений трудолюбивого народа. Половина всего населения страны – десятки тысяч людей всякого возраста и пола нашли себе безвременную могилу после тяжких, неописуемых страданий.

Я говорю не о Лысой горе, которая после пятидесяти лет мира вдруг выбросила из себя столько огня и смерти. Я говорю о только что окончившемся извержении человеческой злобы на другом острове, именуемом Великобританией, о той почти трехлетней катастрофе, которая похоронила навсегда два маленьких христианских государства, вычеркнула их из географии и истории народов. Война в Африке окончена.

Поведение Лысой горы безжалостно, как и поведение Англии. Но как ни жаль несчастных жителей столь далеких уголков, все же приходится винить их самих. Каким образом такой умный народ, как французы, могли поселиться на Мартинике у самой пасти вулкана, счесть его мрачное молчание – за знак согласия? Как такие рассудительные и трезвые люди, как голландские крестьяне, решились основать свои республики у самого подножия огромной империи, внутренний жар которой еще не потух? Несчастные фермеры ведь не раз ощущали сотрясение своей почвы, не раз old merry England дымила в их сторону и извергала ядра и пули. Крестьяне все-таки думали, что это «ничего», отодвигались немного, но решительных мер спасения не предпринимали.

Доверчивость вообще – прелестная черта характера. Это – свойство души благородной, уже живущей в царстве Божием и решительно не желающей признавать «князя мира сего», отца лжи. За такое непризнание, за милое невежество, за умственную лень и отсутствие любознательности благородные люди бывают наказаны по-дьявольски жестоко. Доверие, недостаточно проверенное, доверие «слепое» есть самообман; как все, что вытекает из невежества, такое доверие граничит с глупостью и ведет к гибели. Теперь, когда война окончена, когда несчастные остатки буров прокричали «сердечное ура» в честь короля Англии в качестве его новых подданных, полезно вернуться к этому страшному уроку. Занавес спущен, но трагедия еще вся стоит перед глазами. Она еще долго будет стоять в воображении народов, как укор им, и если захотят принять, – то как серьезное поучение.

Война окончена – и совершенно невозможно, чтобы среди самих англичан не нашлись люди, которые не осудили бы поведение Англии. В этой древнекультурной стране еще держится народное благочестие, еще не замер инстинкт свободы. Успокоившись от пушечных громов, от лихорадочного азарта, я думаю, очень многие англичане ужаснутся тому, что случилось. Они увидят, что от имени столь гордого своим просвещением народа в XX веке могли твориться зверства, по утонченности прямо сказочные. Они увидят, что в конце их долгой истории весь мир упрекает их в варварстве, и упрек этот отклонить нельзя никакими софизмами. Они увидят, что ни накопленное богатство, ни образованность, ни наружная преданность христианской религии, ни великая хартия вольностей, ни блестящая аристократия, ни парламент – ничто не оградило великий народ от совершения гадкого исторического поступка. Да, – что там ни толкуйте, как ни возвеличивайте себя, а факт таков, что самый заурядный человек, вроде Чемберлена, может прийти и предписать вам свою волю. Укажет быть жестокими – и вы ими будете. Подскажет нечто нелепое, недостойное, нечестное – и вы всенародно это проделаете, проделаете добросовестно, с вашим британским упорством.