Михаил Меньшиков - Письма к ближним

Известие о том, что бедные буры прокричали «ура» в честь Эдуарда VII, я прочел в дороге, когда поезд мчал нас по зеленым ущельям Татры. В нашем купе сидел представитель другого маленького и тоже угнетенного народа, молодой серб, обучающийся в одном из высших учебных заведений Петербурга. Как многие южане, он захворал нервами на севере и ехал отдышаться в родной Белград. Мы познакомились и все время говорили о славянских делах. Приезд болгарского князя в Петербург, назначение Фирмилиана, македонские смуты – мне хотелось знать, что чувствует теперешняя славянская молодежь и жив ли еще в ней дух Инсарова. Увы, мой спутник – как и вообще те немногие славяне, с какими я встречался, – оказался человеком неинтересным. Студент третьего курса, он читал в дороге Густава Эмара. Как почти все славяне, учащиеся на русские деньги, он, видимо, не любил Россию и плохо скрывал свое отвращение к ней. Все ему у нас не нравилось, начиная со своей студенческой формы. Наш народ казался ему варварским, страна – отставшей, и не только от Европы, но и почти во всех отношениях от Сербии. Плохо говоря по-русски, морщась и гримасничая, студент высчитывал, чем Россия обязана Сербии. Во время татарского ига, видите ли, сербы поддержали у нас православие, а теперь ввозят фисташки. Сербы, по словам студента, образованнее и изящнее русских, и кафе в Белграде гораздо больше, чем в Петербурге. У них есть скупщина, у них партии, тогда как в России этого нет. Когда мы разговорились, серб заявил, что во всех бедах его родины виновата одна Россия: она согласилась на расчленение Сербии. В королевстве жителей около двух с половиной миллионов, а сербов в Европе около 12 миллионов, и они находятся под австрийским, венгерским, турецким подданством. В теперешних своих границах Сербия обречена на роль донельзя жалкую. Ей не на что содержать правительство и армию. Чиновники не получают по месяцам жалованья. У Сербии 450 миллионов долга. Австрия – хозяин в Белграде. Чуть Сербия пикнет, австрийцы закрывают границу для вывоза свиней, – и все королевство видит себя на краю пропасти. Чего смотрит Россия?

Тяжело говорить с представителями маленьких народностей, особенно новых, только что отведавших политической жизни. У них совсем особая психология. Они похожи на одержимых неизлечимою болезнью. Граждане старых маленьких государств – шведы, датчане, голландцы, швейцарцы, те сравнительно спокойны. Они тоже большие патриоты, но историческая задача у них решена, и они свыклись со своею участью. Но вот молодые народцы – сербы, болгары, армяне, греки, финляндцы, албанцы – у них патриотизм загорается явно лихорадочный, сжигающий личное существование. Драма в том, что их страны ничего не значат в политике, а играть им хочется большую роль. Это как на шахматной доске: чем сильнее государство, тем оно спокойнее. Пешки самоотверженно рвутся вперед, но знают, что не они решают игру. Едва освободившись или еще только мечтая о независимости, маленькие народцы – в лице едва отделившейся от народа интеллигенции – превращаются в страстных политиков. В Греции, Сербии, Болгарии нет иных интересов, кроме политических телеграмм. Каждый вздорный слух обсуживается в кафе на тысячу ладов; вчерашние пастухи и огородники делят Европу и так и этак. Никогда национальное самосознание не достигает такой остроты, как в этот период. Нация едва возникла, она еще растет, ее разорванные клочья не соединены. Возникает тяжелая неудовлетворенность, тоска по народному единству, своего рода ностальгия. Скрытая народная душа ищет своего законченного тела и, если не находит его, томится смертельно. Мы, принадлежащие к народу огромному, не можем представить себе психологии растерянных национальностей. Их горе очень серьезное, оно отравляет их даже художественное творчество. Такие народности – как иногда ни даровиты – почти не дают великих людей. Вся мысль народа сосредоточена на мечте несбыточной и тратится бесплодно.

Я старался утешить моего спутника и хоть немного оправдать Россию.

– Вы, – говорил я, – негодуете на то, что Россия «согласилась» на оккупацию Боснии и Герцеговины. Но вот эта прекрасная страна, по которой мы едем, она – естественное продолжение нашей Малороссии, и она не наша. Это Червонная Русь – коренное наследье нашего племени. С незапамятных времен тут живут чистокровные русские, которых здесь больше, чем сербов в Сербии. Еще при Владимире Святом этот край был наш, и тем не менее мы вынуждены «согласиться», что здесь владычество Австрии, а не России. Как же вы требуете, чтобы Россия воевала за Боснию, Герцеговину, Далмацию, Кроацию, Славонию, Штирию, Крайну, Македонию и проч.? И почему все это мы должны поднести вам в виде подарка? Таких же подарков требует Болгария, Чехия, даже Польша. Все то, что древнеславянские государства растеряли, мы обязаны найти и возвратить. Но у нас сил не хватит, чтобы вернуть свое собственное.