Михаил Меньшиков - Письма к ближним

– Крайняя шаткость мнений по маньчжурскому вопросу, мне кажется, господа, происходит от невероятно быстрого развертывания всемирной истории, именно последних ее страниц. Инерция еще столь недавнего покоя так привычна, что мы не в состоянии уследить за инерцией движения. Последние события так грандиозны, что не вмещаются в наше поле зрения, и, глядя на них, мы не чувствуем их меры. На памяти живущего и еще не старого поколения коренным образом перестроился весь свет. Явились четыре новые великие державы, а некоторые старые разрослись до чудовищной величины. Всего менее выросла Россия, и всего опаснее новизна положения сказалась именно для нее. Всего в одно полустолетие поднялись наши враги – Германия, Япония, Соединенные Штаты. Кто бы мог это предвидеть в эпоху хотя бы Крымской войны? А кроме этих явных врагов быстро зреют Китай, Австралия, Индия. Можете быть уверены, что их эволюция будет не менее стремительной: всего десятки лет отделяют нас от появления новых трех или четырех могуществ, с которыми придется очень считаться. Мир, как в эпоху греческих диадохов, быстро интегрируется, собирается в гигантские лагери, и неужели это для нас совершенно безразлично? Неужели так-таки ровно никакой цены не имеет для нас небывалый еще в истории великий раздел земного шара? Немцы, французы, англичане поделили черный материк, на котором мы не имеем клочка. Англичане захватили Северную Америку, Австралию, Индию и при гробовом молчании держав двигаются на Персию и на Тибет. Германия движется на Турцию и на Китай. Соединенные Штаты захватывают острова Великого океана. Неужели это лихорадочное расширение наиболее культурных стран до нас не касается и судьбы народа нашего не колеблет? Простите меня, я думаю иначе. Я думаю, что мы находимся в величайшей из опасностей, какие когда-либо переживала Россия, в опасности тех, о которых гласит латинская поговорка: tarde venientibus – ossa.

Богдан Васильевич попросил себе чаю.

– Великий раздел земли еще не завершен, но уже выяснилась глубокая враждебность к нам растущих стран. Скажите, чем мы провинились перед культурным Западом? Тем же, чем и Китай: огромным пространством и отсутствием упругости, требующей расширения.

И Англия, и Америка пока еще прикрываются «Восходящим солнцем», они выступают против нас лишь в союзе с Японией. Может быть, в предчувствии собственной опасности, может быть, спасаясь от белого нашествия с Востока, авангард желтой расы, Япония, стремится на материк, в Корею, Маньчжурию, в Китай, чтобы именно здесь утвердить свои корни и организовать отпор белым. Прежде чем до Сибири доберутся американцы, ей предстоит выдержать монгольский натиск. Воевать или не воевать с Японией – об этом у нас идет оживленный спор. Но мне кажется, времени для спора остается уже немного. Еще несколько недель – и всем станет ясно, что кроме логики человеческой, столь хрупкой, есть железная, стихийная логика вещей, слагающаяся по каким-то своим законам, как жизнь моря или атмосферы. Когда свинцовая туча облегла горизонт, мы уверенно говорим: быть буре. Может быть, гроза пройдет, но умно поступят те, кто приготовится ее встретить. Бежать от бури? Разве можно убежать от бури? Разве мы знаем, где она нас застигнет? Уйти из Маньчжурии – казалось бы, так просто. Но мое глубокое убеждение, что это не значит уйти от войны. Уж Китай ли не отступал пред Японией – и все-таки она на него напала. Отступление наше непременно будет сочтено за слабость; тяжесть, которую мы подпираем плечом, непременно обвалится на нас, чуть мы отступим. Ничто так не раздразнивает политические страсти, как уступчивость. Неужели в самом деле, раз уйдем мы из Маньчжурии, Китай и Япония будут умилены этим и настанет вечный мир? Какой вздор! Но поймите же, что притязания этих держав идут не на клочок земли, а на весь Дальний Восток, на все Тихоокеанское побережье. Можно и должно ненавидеть войну, но раз она неизбежна, разумнее оставаться на занятых позициях и принять бой в лучших условиях, чем в худших.

– Позвольте, Готлиб… т. е. Богдан Васильевич, но ведь спор идет только из-за Маньчжурии. Имеем ли мы право расширять официальные рамки столкновения?

– Имеем не право только, но и обязанность, – ответил немец. – Наш долг – смотреть в корень вещей, – не в предполагаемые, а в действительные пружины событий. Дипломатам, как известно, язык дан для того, чтобы скрывать свои мысли. Но нам, частным людям, к чему лукавить? Для нас должно быть ясно, что основной мотив теперешней передряги – это «быть или не быть» нам на Дальнем Востоке. Надо откровенно признать этот смысл нашей политики и откровенно осуществлять его.