Элизабет Арним - Колдовской апрель

Она снова удовлетворенно вздохнула. Ах, как…

Вздох застрял в груди. Что это?

Она подалась вперед, напряженно прислушиваясь.

Шаги. По дорожке. Бриггс. Все-таки отыскал ее.

Бежать?

Но нет – шаги доносились снизу, не сверху. Кто-то шел из деревни. Наверное, Анджела с провизией.

Она снова расслабилась. Но это было мало похоже на легкую, быструю походку юной Анджелы, кто-то поднимался медленно, с передышками.

«Шаги того, кто не привык ходить по горам», – подумала Скрэп.

Мысль о том, что, наверное, стоило бы вернуться в дом, ей и в голову не пришла. Она не боялась ничего на свете, кроме любви. Пираты или убийцы как таковые не внушали ужаса дочери Дройтвичей – она испугалась бы их лишь в том случае, если б они перестали быть пиратами и убийцами, потому как влюбились бы в нее.

В следующее мгновение шаги свернули на ее отрезок дорожки и остановились.

«Решил отдышаться», – подумала Скрэп, не поворачиваясь.

Но поскольку он – а по звуку шагов Скрэп определила, что это мужчина – не двигался, она обернулась и с глубочайшим изумлением увидела человека, с которым часто встречалась в Лондоне, – на автора занимательных исторических романов мистера Фердинанда Арундела.

Она уставилась на него. В том, что ее преследовали, для нее ничего удивительного не было, удивительно было, каким образом он ее нашел. Мать клятвенно обещала никому не рассказывать о ее местонахождении.

– Вы? – спросила она, чувствуя себя преданной. – Здесь?

Он подошел к ней и снял шляпу. Лоб был покрыт капельками пота от непривычки взбираться в гору. Он выглядел пристыженным и смотрел на нее умоляющими глазами, словно преданный, но провинившийся пес.

– Простите меня, – сказал он. – Леди Дройтвич рассказала мне, где вы, а поскольку я проезжал мимо по дороге в Рим, то решил выйти в Медзаго и посмотреть, как вы тут устроились.

– Но… Разве мама не сказала вам, что я здесь отдыхаю от всего и всех?

– Да, сказала. Вот почему я не решился нарушить ваш покой раньше. Я подумал, что, наверное, вы весь день спите, а к вечеру встаете, чтобы поесть.

– Но…

– Я знаю. Мне нечего сказать в свое оправдание. Но я не мог удержаться.

«Вот результат того, что мама вечно приглашает на ланч писателей, а я кажусь гораздо более приветливой, чем на самом деле», – подумала Скрэп.

Она была приветливой с Фердинандом Арунделом– он ей нравился, точнее, не был неприятен. Он казался общительным, простым человеком, и у него были глаза доброй собаки. И хотя было очевидно, что он ее обожает, в Лондоне он даже и не пытался ее присвоить. Он был приятным, безобидным, с ним было интересно разговаривать, и он превращал ланчи в нечто сносное. А теперь выясняется, что и он из захватчиков. Это же надо! Выследить ее здесь. Посметь выследить. Никто другой на это не решился. Вероятно, мать дала ему ее адрес, считая, что он совершенно безобиден и что он может оказаться полезным и отвезти ее домой.

Что ж, как бы там ни было, он не сможет доставить ей таких неприятностей, какие может доставить активный молодой человек вроде мистера Бриггса. Влюбленный мистер Бриггс непременно потеряет голову на публике, будет преследовать ее и совершать всяческие безрассудства. Она так и видела, как мистер Бриггс, вооруженный веревочной лестницей, распевает у нее под окном ночные серенады – крайне неудобно и утомительно. Мистер Арундел же вряд ли пойдет на крайности. Он прожил слишком длинную и слишком хорошую жизнь. И он наверняка не умеет петь, да и не захочет. Ему, наверное, как минимум лет сорок. Сколько хороших, сытных ужинов может съесть человек к сорока годам? А если учесть, что все это время мистер Арундел предавался не физическим упражнениям, а сидя писал книги, то, совершенно естественно, он обрел ту фигуру, которую обрел – фигуру человека, склонного к разговорам, а не приключениям.

Скрэп, впавшая в меланхолию при виде Бриггса, при виде Арундела настроилась на философский лад. Итак, вот он. С этим ничего не сделаешь. Прогнать его до ужина не удастся. Следовательно, придется его терпеть.

Раз так, она извлечет из этого максимальную пользу, и сделает это с неизбежным изяществом. Он послужит временной защитой от мистера Бриггса. По крайней мере Фердинанд Арундел знал всех ее знакомых, он поведает ей все новости о матери и друзьях, и такой разговор за столом воздвигнет барьер посягательствам второго. В конце концов, все это только на один ужин, и не съест же он ее.

Поэтому она настроилась на дружелюбие. Проигнорировав его последнюю фразу, она сообщила: