Элизабет Арним - Колдовской апрель

– Подавайте.

И Франческа, явно не без злорадства, снова предложила ей спагетти.

Другого способа войти или выйти из верхнего сада Сан-Сальваторе, кроме как через застекленные двери столовой или холла, не было, а они, к сожалению, располагались по одной стороне. Так что пройти через них из сада незамеченной не было никакой возможности – непременно наткнешься на особу, встречи с которой как раз и стремишься избежать. И сад тоже был маленький, прямоугольный, спрятаться некуда. Все деревья – иудино, тамариск и пиния – росли возле низкого парапета. За розовыми кустами тоже не скроешься: шаг вправо, шаг влево, и вот ты на виду. Только на северо-западном углу крепостной стены было местечко, что-то вроде отростка или петли – в старые неспокойные времена его наверняка использовали как наблюдательный пункт – где можно было сидеть незамеченной, потому что между ним и домом густо росла волчья ягода.

Скрэп, предварительно осмотревшись и убедившись, что за ней никто не наблюдает, перетащила на это место свое кресло; двигалась она тихонько, на цыпочках, будто намеревалась совершить грех. На стене была еще одна такая площадка, как в северо-западном углу, и, хотя вид оттуда открывался еще более захватывающий – на залив и очаровательные горы за Медзаго – она была у всех на виду. Ни кустов, ни другого укрытия. Так что она устроилась на этой северо-западной площадке, где до нее никто не доберется, подсунула под голову подушечку, а ноги очень удобно положила на парапет – если смотреть с деревенской площади, они казались двумя белыми голубками на стене – и подумала, что уж здесь ее точно никто не найдет.

Миссис Фишер отыскала ее и тут, ведомая запахом сигарет. Утратившая бдительность Скрэп об этом не подумала. Миссис Фишер сама не курила, и потому остро чувствовала, когда курят другие. Резкий запах ударил ей в нос, стоило выйти из столовой: после ланча она вознамерилась выпить в саду кофе. Она приказала Франческе накрыть ей кофе в тени рядом с дверью в столовую, и когда миссис Уилкинс, увидев, что туда несут столик, напомнила ей, весьма, по мнению миссис Фишер, навязчиво и бестактно, что леди Каролина хотела побыть в одиночестве, миссис Фишер – и с каким достоинством! – ответила, что сад общий.

Так что она вышла и мгновенно поняла, что леди Каролина курит. Сказав себе: «Ох уж эти современные молодые женщины!», она отправилась на поиски. Трость теперь, когда она откушала, уже не представлялась такой помехой для активных действий, какой была до того, как пища была надежно, как однажды сказал Браунинг – но Браунинг ли? Нет, точно Браунинг, она вспомнила, как эта фраза ее насмешила, – ну да, до того, как пища была надежно поглощена.

Никто уже не способен так ее развеселить, думала миссис Фишер, уверенно направляясь к зарослям волчьей ягоды; мир стал ужасно скучным, совершенно утратил чувство юмора. У этих, конечно, имеются свои шуточки, наверняка имеются, раз «Панч» выходит по-прежнему, но что это за шутки! Теккерей в своей неподражаемой манере сделал бы из нынешнего поколения фарш. Это поколение и не подозревает, как нужна ему бодрящая сила язвительного пера! Они – а ей об этом говорили! – даже не ценят Теккерея. Что ж, она не может наделить их всех глазами, чтобы видеть, ушами, чтобы слышать, сердцем, чтобы понимать, однако она может вразумить хотя бы леди Каролину, олицетворяющую собой все это поколение.

– Я слышала, вы нехорошо себя чувствуете, – сказала она, стоя у узкого прохода на площадку с непоколебимым видом человека, твердо решившего принести добро неподвижно распростертой и вроде бы дремлющей Скрэп.

Голос у миссис Фишер был низкий, почти мужской, в ней вообще проскакивали те странные мужские черты, что порой появляются в женщине на склоне лет.

Скрэп притворилась было спящей, и у нее получилось бы, если бы ее сигарета лежала на земле, а не была зажата в пальцах.

Она совершенно об этом забыла. А миссис Фишер не упустила из внимания и, пройдя на площадку, уселась на встроенное в стену узкое каменное сиденье. Немного она может здесь посидеть, но только недолго, пока холод камня не проберется под одежду.

Она разглядывала распростертую перед ней фигуру. Несомненно, красивое создание, из тех, кто пользовался бы успехом в Фаррингфорде [12] Фаррингфорд-хаус – резиденция Альфреда Теннисона на острове Уайт, где он жил с 1853 года до самой своей смерти в 1892 году. . Странно, до какой степени влияет на мужчин, даже великих, внешность. Она своими глазами наблюдала, как Теннисон повернулся спиной – буквально повернулся спиной ко всем выдающимся особам, собравшимся в его честь, – и уединился у окна с юной девицей, которую никто не знал, которая попала в этот круг случайно и чьим единственным достоинством – если это вообще можно считать достоинством, поскольку досталось оно ей независимо от ее воли – была красота. Красота! Что такое красота? Мелькнет – и нет ее. Можно сказать, минутное дело. К сожалению, пока она длится, она может творить с мужчинами что угодно. Иммунитета против красоты нет даже у женатых. У мистера Фишера тоже случались некоторые жизненные перипетии…