Элизабет Арним - Колдовской апрель

Миссис Фишер была вполне состоятельной и не отказывала себе в комфорте, соответствующем возрасту и положению, но не любила чрезмерных трат. Если уж откровенно, то она была настолько состоятельной, что могла бы позволить себе проживать в более шикарной части Лондона и разъезжать в роллс-ройсе. Но ее это совершенно не прельщало. Чтобы жить в шикарном доме в шикарном квартале и разъезжать в роллс-ройсе, требовалась энергичность, несовместимая с истинным комфортом. Такая собственность требовала забот, всевозможных тревог, увенчивающихся счетами. В отрезвляющей мрачности Принс-оф-Уэйлс-террас она могла наслаждаться недорогим, но истинным комфортом, не тревожимая ни вороватыми слугами, ни сборщиками благотворительных взносов, а в конце улицы была стоянка такси. Ежегодные затраты были невелики. Дом она унаследовала, а о его обстановке позаботилась сама смерть. Под ногами в столовой лежал турецкий ковер, принадлежавший отцу, за временем она следила по роскошным каминным часам из черного мрамора, которые помнила с детства, стены были покрыты фотографиями ее знаменитых покойных друзей, подаренных либо ей, либо отцу, с дарственными надписями, перечеркивавшими нижние части представленных на них персон, окна были декорированы все теми же темно-бордовыми шторами, что и всю ее жизнь, а на подоконниках стояли все те же аквариумы, которым она была обязана первым знаниям о подводной жизни, и в них все так же неспешно плавали золотые рыбки ее юности.

Были это те же рыбки? Она не знала. Может, подобно карпам, они способны пережить всех. А может, скрываясь за водной растительностью, они на протяжении всех этих лет время от времени каким-то образом сменяли друг друга. Иногда, наблюдая за ними в промежутках между приемами пищи в одиночестве, она размышляла: а та ли это золотая рыбка, которая видела Карлайла, когда тот, о чем-то поспорив с ее отцом и разгорячившись – о, эта сцена так и стояла у нее перед глазами – подскочил к аквариуму, стукнул по нему кулаком, заставив рыбку засуетиться, и вскричал: «Эй вы, глухие черти! Да вы просто счастливчики! Вы не слышите ничего из этой чертовой, бессмысленной, нелепой галиматьи, которую несет ваш хозяин!» Ну или что-то в этом роде.

Дорогой Карлайл, великая душа. Такая бьющая через край живость, такая истинная свежесть, такое подлинное величие! Грубоват, скажете вы – да, бесспорно, иногда бывал резким, как в тот раз в отцовской гостиной, – но великолепен. Кого из нынешних можно поставить рядом с ним? Чье имя можно назвать рядом с его именем? Ее батюшка – а уж он-то отличался отменным вкусом – сказал: «Томас бессмертен». А это поколение, поколение пигмеев, смеет сомневаться, смеет что-то там попискивать – да нет, еще хуже, даже не дает себе труда возвысить голос, ибо – невозможно поверить, но ей об этом рассказывали! – вообще не читает Карлайла. Миссис Фишер тоже Карлайла не читала, но это совсем другое дело. Раньше-то она его читала, совершенно точно читала. Ну конечно, читала. У него был Тейфельсдрек – она совершенно точно помнила, что портного звали Тейфельсдрек [10] Миссис Фишер все перепутала: героя романа-пародии Томаса Карлайла «Sartor Resartus» действительно зовут Диоген Тейфельсдрек, но он не портной, а немецкий профессор философии, написавший труд «Одежда: ее происхождение и влияние». А вот название романа «Sartor Resartus» переводится с латыни как «Перекроенный портной». Имя же главного героя Diogenes Teufelsdrökh переводится с немецкого как «богорожденный чертов помет». . Как это в духе Карлайла, дать ему такое имя! Конечно же читала – естественно, что с течением времени детали ускользнули от нее.

Раздался удар гонга. Забывшаяся в воспоминаниях, миссис Фишер не уследила за временем и поспешила в спальню вымыть руки и пригладить волосы. Она не желала опаздывать, показывать дурной пример – и найти свое место во главе стола уже занятым. Манерам молодого поколения доверять нельзя, в особенности манерам этой миссис Уилкинс.

Однако в столовую она прибыла первой. Франческа в белом фартуке стояла с огромным блюдом дымящихся, поблескивающих спагетти, но никого из тех, кому они были предназначены, за столом не было.

Миссис Фишер с суровым видом села во главе стола. Какая распущенность.

– Подавайте, – сказала она Франческе, которая явно собиралась дожидаться остальных.

Франческа обслужила ее. Миссис Фишер ей нравилась меньше всех – по правде говоря, совсем не нравилась. Она единственная из четырех дам ни разу не улыбнулась. Верно, она уже старая, верно, некрасивая, да и улыбаться ей вроде как никаких резонов не было, но добросердечные дамы улыбаются, есть у них на то причины или нет. Они улыбаются не потому, что им все в радость, а потому что желают радовать других. Эту даму из всех четверых вряд ли можно назвать доброй, решила Франческа, и поэтому, не в силах скрыть свои чувства, подала спагетти с угрюмым видом.