Иван Беркутов - Собибор. Восстание в лагере смерти

А Гаульштих, ничего не подозревая, вошел в барак. Лейтман пропустил его вперед, дал подойти к нарам. А потом достал из-за пазухи топор и нанес сильный и точный удар. И хотя Лейтман не отличался большой силой, удар был так точен, что второго не потребовалось. Эсэсовец был мертв.

Но еще оставался в живых комендант Первого лагеря Карл Френцель. Он почему-то медлил – никак не приходил для осмотра приготовленного для него серванта. Некоторое время назад он проходил по территории лагеря, но в мастерскую не зашел. Руководство лагеря не было обезглавлено. Шли последние минуты перед решающим этапом восстания…

Обершарфюрер Нойман, второй человек в нацистском руководстве концлагеря Собибор, сидел за столом в коттедже «веселая муха». Неожиданно на него упала чья-то тень. Нойман обернулся, ожидая увидеть кого-то из своих – ведь заключенным категорически запрещалось входить в офицерский коттедж. Но, к своему удивлению, увидел еврея Шломо.

– Пришел поздороваться с вами, господин обершарфюрер, – сказал заключенный.

В том, что он сказал, не было ничего подозрительного. Слова были правильные, но что-то глубоко неправильное было в тоне заключенного. И что-то незнакомое было в выражении его лица. Поэтому Нойман нахмурился и сказал:

– Ты что здесь делаешь? Ты же ювелир?

– Да, я ювелир, господин обершарфюрер, – сказал Шломо. И вдруг улыбнулся и продолжил: – Я ювелир, и я пришел за твоим золотым зубом. У тебя же теперь во рту много золотых зубов?

Это была неслыханная дерзость! Это был бунт! Нойман потянулся за пистолетом, но сообразил, что кобура висит на спинке другого стула, в нескольких метрах. Тогда он схватил телефонную трубку. Однако она почему-то молчала…

– Связь перерезана, господин Нойман, – сказал Шломо, наблюдавший за движениями эсэсовца. – И семеро ваших уже убито. Трое у сапожников, четверо у портных.

Нойман попытался вскочить, но Шломо, более молодой и сильный, опрокинул его на стол и сел немцу на грудь. В его руке откуда-то появился нож. И он приставил его к горлу обершарфюрера.

– Что ж, вы научили евреев убивать, – сказал он. – Теперь я это умею. Открой рот.

Нойман было пискнул, но острие ножа вонзилось ему в кожу, по шее потекла тонкая струйка крови. И Нойман затих, открыл рот. Тогда Шломо отложил в сторону нож и достал ювелирные щипцы.

– Ты требовал у меня запонки? – ласково спросил он. – Что ж, я их сделаю. Сделаю из твоих зубов. Или ты хочешь золотую булавку для галстука, как у Вагнера?

Он наложил щипцы – и вырвал у эсэсовца зуб. Тот заорал от боли, задергался.

– Покажешь, как умирают арийцы? – спросил Шломо. – Давно хотел посмотреть…

И он воткнул нож в горло обершарфюреру.

После этого слез с тела, спрятал нож и направился в казарму вахманов. Здесь было пусто. Шломо открыл винтовочный ящик, достал одну винтовку, вторую… Проверил патронташи – во всех были патроны. Большая удача! Примерил винтовку на себя, передернул затвор… Однако хватит играть. Надо было доставить оружие туда, где собрались основные силы восставших.

Шломо взял заранее присмотренный отрезок жестяной трубы и начал прятать туда винтовки. Поместились шесть винтовок. Труба стала тяжелая, но сердце у Шломо пело, и ему все было нипочем. Он чувствовал себя, словно библейский великан Самсон. Или как царь Давид, вышедший на бой с Голиафом.

Он взвалил трубу на плечо и направился к выходу. Но тут он встретил неожиданное препятствие: вход в казарму был перекрыт подъехавшим автомобилем, из которого заключенные под присмотром одного эсэсовца выгружали какие-то ящики.

Тогда Шломо бегом (время уже поджимало) направился к другой двери, которая вела в следующий барак – охраны. Здесь, к его счастью, тоже никого не было – если не считать двух заключенных, мывших полы. Они с удивлением уставились на парня, выскочившего из барака охраны с какой-то трубой на плече. Но Шломо им ничего говорить не стал, только погрозил пальцем – молчите, мол! – и направился к выходу.

Первый, кого он увидел во дворе, был вахман Отто. Он стоял с винтовкой наперевес и бдительно осматривал всех проходящих. И, конечно, он сразу же увидел Шломо. Но у парня был такой уверенный, даже веселый вид (он даже что-то насвистывал!), что вахману даже не пришло в голову его в чем-то заподозрить.

Шломо беспрепятственно пересек территорию лагеря и вошел в столярную мастерскую. Здесь его уже ждали товарищи. Они быстро разобрали винтовки и патронташи. Тут же подошла Сельма и с ней еще несколько женщин. Они принесли патроны к пистолетам.