Иван Беркутов - Собибор. Восстание в лагере смерти

Калимали, разглядывая винтовку, одобрительно заметил:

– С этим мы точно прорвемся через часовых!

– Да, и патронов хватает! – добавил Печерский. Он как раз заряжал свой пистолет.

Шломо приник к нему. После напряжения боя, после чувства одержанной победы у него вдруг наступила минута слабости. Печерский заметил его состояние, спросил:

– Что с тобой, парень?

И Шломо объяснил:

– Их можно убивать, Саша! Они не бессмертны…

Тут он заметил, что почти все принесенные им винтовки обрели новых хозяев. И схватил одну из них.

– Это мое! – заявил он.

Лейтман рассмеялся:

– Зачем тебе, мальчик? Ты же не умеешь стрелять.

– Смогу, когда надо будет, – гордо заявил Шломо.

И забрал винтовку, да еще и патронов прихватил.

– Какой жадный мальчик! – рассмеялся Шубаев.

Однако Лейтман был чем-то недоволен.

– Все идет слишком хорошо! – объяснил он свое недовольство. – Так не бывает! Обязательно что-то случится…

– Перестань, еще накаркаешь! – предупредил его Калимали.

Тут в мастерскую вошел возбужденный Лео.

– Слушайте, что я вам скажу! – заявил он. – Мои евреи все время говорили, что они не могут убивать, что они не солдаты. И что же получилось? Когда дошло до дела, они таки оказались солдаты!

– Объясни толком, что произошло! – попросил Цыбульский.

– Вы знаете Арона Лифшица, слесаря из Лодзи? Тихий такой, никогда даже глаз на немца не поднимет. Так вот, он работал сегодня в гараже, чинил что-то в грузовике. И тут в гараж вошел обершарфюрер Вальтер Рыба. Ну, вы знаете Рыбу? Такой грузный здоровяк, вроде Берлинера – чтоб ему в аду гореть, скотине. Так что я хочу вам сказать? Нашему Арону никто не поручал убивать Рыбу. Он вообще не был среди тех, кто должен убивать немцев. Но дело в том, что Рыба вошел в гараж с автоматом. Это показалось Арону подозрительным – ведь немцы обычно не ходили с автоматами, только в чрезвычайных обстоятельствах. Вот Арон и решил, что наступили такие чрезвычайные обстоятельства – что наш заговор раскрыт и сейчас немцы будут всех расстреливать. И что же он сделал, наш тихоня Арон?

Задав этот вопрос, Лео обвел всех взглядом. В этом взгляде читалось такое торжество, что ответ напрашивался сам собой.

– Убил немца, я думаю, – сказал Шубаев.

– Точно! Убил без всякого топора или пистолета. Ударил два раза большим разводным ключом – и наповал.

– А где тело? – спросил Печерский.

– Тело? Да там же, в гараже. Арон спрятал его где-то под машинами.

– Это очень опасно! – сказал Александр. – Рыбу могут хватиться в любую минуту. Надо начинать второй этап восстания. Надо строить людей и идти на прорыв. Но как это делать, если Френцель еще жив?

– Ну и черт с ним, с Френцелем! – заявил Лейтман. – Он получит свою порцию свинца и без нас. Пора убираться отсюда, время не ждет.

Печерский кивнул:

– Хорошо. Идите все во Второй лагерь. Скажете всем нашим, что мы начинаем. И пусть Бжецкий подает сигнал на построение.

– Погоди! – остановил его Цыбульский. – Ты забыл про Бекмана. Он еще жив, и он может нам все испортить.

– А кто должен был убить Бекмана? – спросил Печерский, оглядывая соратников.

И тут один из них, Моисей, вдруг начал громко рыдать.

– Это я, я! – восклицал он между рыданиями. – Я должен был убить эту собаку! Но я не могу! Не могу! Простите! Лучше убейте вы меня! Убейте!

С ним началась настоящая истерика.

Лео склонился к своему товарищу, что-то сказал, и тот стал рыдать тише. А Лео поднял голову и произнес:

– Парень не может. Боится крови. Кто пойдет вместо него? Осталось десять минут, чтобы все сделать. Ну, кто пойдет к Бекману? Кто?

И тут вперед вдруг выступил Хаим.

– У меня есть доступ в тот барак! – заявил он. – И я смогу. Я убью Бекмана! Сельма, скажи, что я смогу.

Сельма вместо ответа протянула любимому нож – как обещание своей любви…

– Хорошо, – согласился Печерский. – Пусть Хаим идет. А вы идите и готовьте Второй лагерь к сигналу на построение. Только Семен пусть останется со мной. А Тойви пусть попробует найти и привести сюда Френцеля. Мне все-таки хочется с ним покончить.

Хаим, спрятав нож за ремень брюк, направился к административному бараку, где дежурил унтершарфюрер Бекман. Сельма следовала за любимым. И лишь подойдя к бараку, куда у нее не было доступа, остановилась.

Там, стоя в отдалении, она видела, как Хаим предъявил часовому пропуск и решительно вошел в барак. Прошла минута, другая… И вдруг из барака донесся нечеловеческий крик, даже визг. Часовой сорвался с места и вбежал в барак. Сельма в ужасе закрыла лицо руками. Она была ни жива ни мертва. Все пропало! Даже если Хаим убил Бекмана, с вооруженным часовым ему точно не справиться. Тут изнутри барака донесся еще один вопль, перешедший в стон. Наверно, это был ее Хаим… Девушка сделала шаг к двери…