Это действительно был паровоз 20-х годов, ходивший по узкоколейке между фабриками комбината «Вождь пролетариата». Я увидел его вблизи и даже покатался на нем только в 1984-м, когда ставший таки моим приятелем толстый Мотя из той же подготовительной группы, что и я, вернулся из армии и устроился работать на этот паровоз. Помню звезду на конусообразном передке паровоза, его черную цилиндрическую тушу… Правда, он уже был переделан под дизель и не исторгал из трубы снопы красных искр.
А тогда, перед ноябрьскими праздниками 1970-го, трудяга-паровоз еще был в своем первозданном обличье — с угольной топкой, котлом и свистящим паром.
Чуть светало, когда мы с бабушкой нырнули в подворотню детского сада. При свете горящих окон и бледнеющего на глазах неба я увидел во дворе садика что-то невозможное, не способное вместиться в мой детский разум…
На лавочке перед футбольной площадкой сидела воспитательница Таисья Павловна и как заведенная раскачивалась взад-вперед, взад-вперед… Ее глаза смотрели куда-то сквозь мальчишек, прыгающих перед ней и орущих:
— Таисья Павловна! Таисья Павловна-а-а!
Они кривлялись и хохотали, размахивали руками перед ее лицом, а она, зажав зубами кулак, все раскачивалась на скамейке — взад-вперед, взад-вперед. Меня захватило всеобщее безумие, я вырвал свою ладошку из бабушкиной руки, бросился к ватаге мальчишек и тоже стал прыгать, размахивать руками перед лицом воспитательницы:
— Таисья Павловна!
Точно так же я прыгал перед бабушкой, когда она молилась в передней, и дразнил ее:
— Бабушка-а-а-а!
Бабушка подошла сзади, поймала мою ладонь, повела к бревенчатому зданию детсада, говоря:
— Что ты, Саша, что ты… Разве не видишь — у человека какое-то горе случилось?
В прихожей-раздевалке я увидел сонную Иру Иванову, а рядом с ней — ее беззвучно плачущую бабушку.
— У меня папа умер, — сказала Ира Иванова вялым голосом.
Этого не может быть! Эти слова были откуда-то из будущего или — прошлого, они не могли относиться к настоящему. Дядя Валя… умер?!
Мы с Ирой пошли в рекреацию, а бабушка осталась шептаться с бабушкой Иры. Вышла заведующая, тоже стала шептаться с ними.
— Давай рисовать, — сказал я Ивановой.
— Давай, — улыбнулась она.
Мы взяли листки бумаги, резко пахнущие пластмассовые баночки с гуашью, кисточки… Подошла какая-то девочка, выставилась перед Ирой, положив руки на коленки:
— Вот! У тебя теперь тоже нет папы! А ты еще воображала!
— У меня есть папа, — сказала Ира. — Он умер.
— Дура, — сказала ей девочка.
— Сама дура, — ответила Ира.
Нам так и не дали порисовать вместе: подошла заведующая и забрала Иру, сказав:
— Пойдем ко мне в кабинет, Ирочка, я тебе конфеток дам. Ты сегодня можешь не завтракать, если не хочешь.
Можешь не завтракать! Это было что-то необычное для нашей заведующей. Неужели дядя Валя и взаправду умер и его понесут мимо наших окон из церкви на кладбище?
Я не заметил, как ушла домой, топить печку, бабушка. А бабушка Иры Ивановой пришла за ней раньше всех, когда было еще светло, она долго и тщательно одевала Иру в прихожей. Я выскользнул за ними на крыльцо, как был — раздетый, чуть не задохнулся от холода, и видел, как они уходят: семенящая старушка и рядом с ней — понурая, как лошадка из хозчасти, девочка с торчащими косичками… В проеме, ведущем на улицу Тупицына, бабушка Иры остановилась, наклонилась к Ивановой, прижала девочку к своим коленям и громко, в голос, разрыдалась.
— Куда выскочил без одежды? — послышалось сзади. — А ну, марш сюда!
Это не Таисья Павловна, это была заведующая. А воспитательница куда-то делась в тот день — отпросилась, наверное. И с нами после завтрака занималась наша заведующая — как-то несмело, с извиняющейся улыбкой делая нам замечания или вдруг предлагая разгадывать загадки. Я тоже загадал всем загадки Пашки Князева, и заведующая меня хвалила, а Ира Иванова сказала, что про двух братьев и три ружья была очень интересная загадка, а про спрятавшуюся девочку Лушу — нет, не интересная, она сразу отгадала, потому что у них есть соседка тетя Луша.
10
И я, как назло, заболел. Заболел именно тогда, когда ни в коем случае болеть было нельзя, ведь совсем скоро мы с бабушкой должны ехать к папе, маме и Кате!
Уши начали «стрелять» у меня еще в детском саду, до прихода бабушки. Я уже несколько раз в своей жизни мучился ушами и знал, что это такое: надо потерпеть, и через день пройдет. И я решил терпеть изо всех сил, но не говорить бабушке.
Читать дальше