Дороти Паркер - Новеллы

Милый Джим. Миссис Мардек остановилась и повернула к огромному магазину, где по баснословным ценам продавались самые экзотические продукты и деликатесы. Джим любит красную икру. Миссис Мардек купила банку особо приготовленных блестящих клейких яиц. Вечером они будут пить коктейли вдвоем, без гостей, и к коктейлям как сюрприз подадут красную икру; и на этой маленькой вечеринке вдвоем, без гостей, она отпразднует свое возвращение к Джиму, этой вечеринкой она отметит свой счастливый отказ от всей славы мира. Миссис Мардек купила также большую головку импортного сыра — необходимое дополнение к обеду. Заказывая в это утро обед, миссис Мардек не уделила ему должного внимания. «Ах, все, что хотите, Сигне», — сказала она служанке. Теперь ей было неприятно вспоминать об этом. С пакетами в руках она поспешила домой. Когда она вошла, мистер Мардек сидел уже с газетой, развернутой на финансовой странице. Маленькая миссис Мардек бросилась к нему, глаза ее сияли. Жаль, что когда глаза человека сияют — они только сияют и все, и никто не может угадать с одного взгляда — почему. Как узнать — сияют они при виде вас или по другой причине? Накануне вечером, когда миссис Мардек бросилась к мистеру Мардеку, глаза ее тоже сияли.

— А, здравствуй, — сказал мистер Мардек. Он снова уставился в газету и уже не отрывал от нее глаз. — Что ты делала? «Заскочила» к Хэнк Нойс?

Маленькая миссис Мардек остановилась как вкопанная.

— Ты прекрасно знаешь, Джим, что Хэлли Нойс зовут Хэлли.

— А для меня она Хэнк, — сказал он. — Хэнк или Билл. А эта, как ее там, явилась? То есть, извини, «заскочила»?

— Кого ты имеешь в виду? — с изумительным самообладанием спросила миссис Мардек.

— Ну эту, как ее там… — сказал мистер Мардек, — эту кинозвезду?

— Если ты имеешь в виду Лили Уинтон, — сказала миссис Мардек, — то она не кинозвезда Она актриса. Она знаменитая актриса.

— Ну ладно. Так она «заскочила»? — спросил он.

Плечи миссис Мардек поникли.

— Да, — сказала она, — да, Джим, она была там.

— Я полагаю, ты теперь тоже поступишь на сцену? — спросил он.

— О Джим, — сказала миссис Мардек. — О, перестань, Джим. Я совсем не жалею о том, что побывала сегодня у Хэлли Нойс. Это было… это было действительно большое событие познакомиться с Лили Уинтон. Я запомню это на всю жизнь.

— Что же такое она вытворяла? — спросил мистер Мардек. — Ходила на руках?

— Ничего подобного! — возмутилась миссис Мардек. — Если хочешь знать, она декламировала Шекспира.

— О господи, — сказал мистер Мардек, — это, наверное, было грандиозно.

— Ладно, Джим, — сказала миссис Мардек. — Хочешь издеваться — издевайся.

Усталой походкой она вышла из комнаты в холл. Приоткрыв дверь кладовой, она сказала маленькой хорошенькой служанке:

— Сигне! Добрый вечер, Сигне. Положите все эти продукты куда-нибудь. Я купила их по дороге домой. Может, они когда-нибудь пригодятся.

И маленькая миссис Мардек устало побрела к себе в спальню.

Ни одно живое существо — будь то человек, или дикий зверь в клетке, или какое-нибудь избалованное домашнее животное — ни одно живое существо не видело миссис Лэнье иначе как в состоянии меланхолической задумчивости. Миссис Лэнье посвятила себя меланхолической задумчивости подобно тому, как другие, менее великие мастера посвящают себя краскам, мрамору или звукам. Миссис Лэнье не была творцом средней руки, — нет, это был подлинный талант. Что ни говорите, а неувядающий пример истинного жреца искусства дает нам Диккенс в образе того актера, который, чтобы сыграть Отелло, вымазался черной краской с головы до пят. Что касается миссис Лэнье, то мы можем с уверенностью предположить, что меланхолическая задумчивость не покидала ее даже тогда, когда она погружалась в ванну. Больше того: смежив веки под таинственным покровом ночи и погрузившись в легкую дремоту, миссис Лэнье и тут продолжала пребывать в меланхолической задумчивости.

Если с портретом миссис Лэнье кисти сэра Джеймса Уэйра ничего непредвиденного не произойдет, эта дама еще столетиями будет в меланхолической задумчивости глядеть с полотна.

Художник изобразил ее на портрете во весь рост и в желтом с головы до пят: изящное нагромождение локонов, элегантно-желтые, как два банана, стройные ножки с высоким подъемом, вечерний туалет, ослепительным каскадом ниспадающий с плеч… Вечерние туалеты миссис Лэнье, как правило, всегда были белого цвета, но изображать белую ткань красками на полотне, — дьявольски трудная задача, и нельзя в самом деле требовать от человека, чтобы он убил на это все полтора месяца, проведенные в Штатах. Меланхолическая задумчивость увековечена в темных глазах, которые глядят на вас с печальной мольбой, в трогательно зовущем рте, в наклоне маленькой головки на длинной нежной шее, отягощенной тремя нитками знаменитых лэньевских жемчугов. Когда портрет появился на выставке, некий критик, как известно, выразил в печати свое недоумение по поводу того, что женщина, обладающая такими жемчугами, может почему-либо пребывать в меланхолической задумчивости. Но, конечно, высказывания такого сорта объясняются только тем, что этот желтый писака продал свою бессмертную душу за несколько жалких грошей владельцу другой выставки — сиречь конкуренту. Конечно, пусть кто-нибудь попробует так изобразить жемчуг, как сделал это сэр Джеймс! Каждая его жемчужина единственная в своем роде, и все они неповторимы, подобно солдатам Мейсонье на его батальных полотнах.