Ибрагим Аль-Куни - «Осень в горах» Восточный альманах. Выпуск седьмой.

Когда я, — продолжал Харис ибн Хаммам, — прочитал со вниманием стихи, то пожелал узнать сочинителя их и того, кто так искусно разрисовал края бумаги. Мысль шепнула мне, что я легко могу узнать об этом от старухи; и притом я знал, что закон Пророка позволяет платить награду тому, кто извещает нас о каком–либо деле. Я стал пристально смотреть за старухою, когда она ходила по рядам собраний и убедительно всех просила, чтобы излился на руку ея дождь милостыни, но не имела большого успеха: кошельки присутствовавших не вспотели от подаяний. Как скоро просьбы и старания ея остались тщетными и она, проходя ряды собраний, почувствовала усталость, то обратилась к Богу, прося его о покровительстве обыкновенною формою 8. Потом начала сбирать листки, которые раздала, но дьявол надоумил ее забыть мой листок; она не пришла на то место, где я находился, и возвратилась к старику, горько плача по причине худого успеха и жалуясь на жестокость судьбы. Старик сказал: «Мы все создания Бога, и успех дел наших зависит от Него. Нет силы и могущества, гласит Пророк, кроме в Боге!» Потом сказал следующие стихи:

«Нет в нынешнее время ни души добродетельной, ни друга чистосердечного, ни источника, из которого можно было бы почерпнуть воду чистую, ни покровителя, который облегчил бы участь несчастных. Злоба и ненависть к людям у всех одинаковы. Нет человека, кому можно было бы ввериться и кто мог бы ценить достоинства!»

Окончив сии стихи, старик сказал своей проводнице: «Успокойся и не отчаивайся в надежде на будущее время; сбери листки и сосчитай их». — «Ах! — воскликнула старуха. — Я собрала их и сочла, но одного недостает». — «Презренная! — вскричал старик. – Да низринутся на тебя все бедствия! Несчастная, что ты сделала? Ужели мы потеряли западню и сеть, загасили искру и светильник, способные воспламенять сердца смертных? Увы! Несчастие на несчастных, как рана на рану!» 9

После сих укоризн несчастная старуха отправилась снова по прежним следам искать листок. Когда она, — продолжал Харис ибн Хаммам, — приблизилась ко мне, то я, присоединив к листку дерхем 10и другую мелкую монету, сказал ей: «Если ты хочешь открыть мне тайну, то получишь эту серебряную монету; если же нет, то возьми мелкую и удались». Старуха, прельстясь дерхемом, полным и светлым, как звезда в мрачную ночь, сказала мне: «Я согласна, спрашивай у меня, что тебе угодно». — «Я желаю знать, — сказал я ей, — кто этот старик, которого ты водила, и откуда он? Кто сочинил сии стихи и разукрасил их подобно богатой ткани?» — «Этот старик, — отвечала она мне, — из людей Саруджа 11. Он сам же сочинил и разрисовал сии стихи!» Потом она схватила у меня дерхем с такою же быстротою, с какою ястреб хватает свою добычу, и исчезла подобно стреле, пущенной из лука. Вдруг пришло мне на мысль, что этот старик должен быть Абу Зайд. Я почувствовал сильную печаль, видя его лишенным зрения, захотел приблизиться к нему и поговорить с ним, чтобы удостовериться в своей догадке, но невозможно было подойти — разве только по шеям людей, что закон наш запрещает делать. И так опасаясь, чтобы не утеснить кого–либо и тем не навлечь на себя упрека, я остался на своем месте и между тем не спускал с глаз старика до тех пор, пока кончилась хутба 12и народ начал расходиться. В это время я устремился к старику и узнал, что у него действительно глаза были закрыты веками. Когда я убедился, что догадка моя так же справедлива, как догадка ибн Аббаса 13, и что я имею такую же проницательность, какую имел Ияс 14, я известил о себе Абу Зайда, подарил ему одно из своих платьев и пригласил его с собою отобедать. Он весьма был доволен моим подарком и тем, что я узнал его, также принял с удовольствием мое приглашение и отправился со мною. Рука моя была его вожатым и тень предшественником. С нами третьей шла старуха, которая была лишняя спица в колеснице 15, мешала нам, так что от нее невозможно было скрыть никакой тайны. Когда Абу Зайд пришел в мое жилище и я по возможности тотчас предложил ему пищу, то он сказал мне: «Харис! Нет ли с нами кого–нибудь третьего?» — «Никого нет, — отвечал я, — кроме старухи». — «От ней не скрыта тайна». Потом тотчас открыл глаза и быстро взглянул на меня. Два светила лица его заблистали, подобно двум ярким звездам. Я весьма обрадовался, что он не лишился зрения, но вместе удивлялся странным его поступкам. Желая поскорее узнать причину сему и не имея возможности удержаться от любопытства, я спросил у него: «Абу Зайд! Что заставило тебя притворяться слепым, скитаться по степям, блуждать по пустыням и ходить по опасным дорогам?» Но он, притворяясь, будто не в силах ничего сказать, ел предложенные мною ему кушанья. Когда ж затушил голод, то бросил на меня быстрый взгляд и сказал следующие стихи: