Андрей Дугинец - Боевое задание

— Что ж вы можете сделать с собакой? — развел руками Саша.

— Она бегает на цепи по проволоке, протянутой от ворот до середины сада. В жару отлеживается под яблоней. На меня не гавкает, прикормил я ее на всякий случай. Ну то еще раз угощу, чтоб поспала подольше. А что же делать?..

Хрячиха, зайдя в сени, еще раз перекрестила уже скрывавшегося за соседним домом сына и проговорила исступленно:

— Господи Исусе, сохрани и помилуй сына моего Митрия.

Заперев дверь в сенях на засов и на огромный крюк, она еще раз повторила:

— Господи боже мой, господи бо… — на этом Хрячиха запнулась и хотела было закричать, но только икнула.

Прямо перед глазами появился человек с автоматом на груди. Но Хрячиха испугалась не столько автомата, сколько сурового взгляда незнакомца, в упор смотревшего на нее и властно требовавшего молчать.

— Крикнете — пристукну. Ваш защитник не услышит! — тихо, но строго проговорил незнакомец. — Если по согласию договоримся, мы тут же уйдем.

— Так я ж ничего, берите все, что хотите. Берите. Вот бочка сала. Вон там окорок, — заметалась, засуетилась хозяйка. — А коли одежку какую надо, то идемте в хату.

— Мы не грабители! — услышала она в ответ.

И только тут заметила подростка, прильнувшего к смотровому оконцу из одного стеклышка. Этот, видимо, наблюдал за улицей. И вдруг она его узнала, картинно всплеснула руками:

— Коля, так то ж ты! Господи боже ж мой, а я спужалась, думала, чужие. Так ходить в хату, покормлю с дороги. Чи ты уже дома живешь?

— Где его сестра? — прервал эти словоизлияния Реутов. — Ведите нас к ней.

Бабка смолкла, словно язык проглотила, и только отрицательно покачала головой.

— Где Вера? — тряхнул автоматом партизан.

Коля распахнул дверь дома, крикнул через порог:

— Вера! Верочка! Это я, Коля!

— Какая Вера? — закричала хозяйка.

— Молчать! — цыкнул Реутов. — Входите в дом, говорите, где она! Жива ли?

Хрячиха как-то невольно кивнула головой. Однако тут же спохватилась:

— Думаю, что жива. Только ж я ее не видела с самой весны. Истинный боже! Говорю, как на исповеди! — и начала креститься в угол, где среди золотистой иконной мишуры желто поблескивал огонек лампадки.

В стену что-то бухнуло. Потом еще и еще.

Лицо хозяйки побелело, как стенка ее горницы, выбеленной известкой.

— То корова, — посиневшими губами выдавила Хрячиха. — Пить просит. Пойду ведро воды отнесу.

— Сядьте и молчите, а то рот завяжу! — сказал Реутов.

Коля и здесь, как в сенцах, сразу же прильнул к окну и сквозь щелку между занавесками смотрел на улицу.

Услышав стук в стенку, Саша сразу насторожился и теперь прислушивался, нахмурив брови и плотно сжав губы. Подойдя к стенке за печкой, он постучал по ней кулаком. Удары не глухие, не такие, какие он слышал. Значит, стук был не в эту стенку. Стукнул еще раз. Понял, что это легкая перегородка из досок, оклеенных обоями.

— Где вход в эту отгородку? — подступил он к хозяйке. — Ведите!

— Господи, пресвятая богородица, пречистая, превидящая, — зачастила Хрячиха и, размашисто крестясь, попятилась в сенцы.

— Куда вы? — Саша нарочно сильно клацнул автоматом.

— Покажу, покажу, будь она неладная, растреклятая, — уже в сенях говорила хозяйка. — Всю душу мне вымотала. На кой бес она ему, хортица кусучая.

— Коля, ни шагу от окна! — бросил Реутов, уходя следом за Хрячихой.

Коля уже понял, что за стенкой томится его сестра. Хотелось скорее увидеть ее, вырвать из плена, срезать веревки, если связана. Но он помнил уговор: каждый делает свое — он только наблюдает за улицей, чтоб кто не вошел во двор, а Саша ищет Веру.

В сенях Хрячиха взялась за старую шубу, висевшую на стене, потянула ее, и вдруг открылась дверь в какой-то темный чулан.

— Свет! Дай свет, ведьма! — выходя из себя, потребовал Реутов, все уже понявший.

Опять раздался стук в стенку, теперь уже громче, совсем где-то рядом в темном затхлом чулане. И теперь этот стук уже не прекращался.

Отступив за дверь, хозяйка взяла где-то фонарь «летучая мышь», зажгла его и первой направилась в чулан.

Выхватив фонарь из руки хозяйки, Саша шагнул в глубь душного чулана и увидел связанную по рукам и ногам девушку, рот которой был завязан широким ремнем.

— Вот почему она молчала! — закричал Реутов и теперь уже без сожаления толкнул хозяйку в угол чулана. Расстегнул туго затянутый на затылке девушки ремень и тут же нацепил его на рот хозяйки, затянув до предела.