Андрей Дугинец - Боевое задание

После тридцать девятого ж, когда и у нас стала Советская власть, мало кто венчался.

Ждали до темноты. Поп даже домой ушел, рассердился, что морили голодом полдня.

А только утром люди догадались, что получился какой-то конфуз. Жених, тот прошел в свой полицейский участок с поцарапанной мордой. Говорили, что в доме целый вечер был какой-то крик и даже стрельба.

— Убил! Он ее убил! — задыхаясь, вскрикнул Коля и вскочил, готовый куда-то бежать.

— Ну куда же ты! — ухватил его за руку Саша. — Тут нельзя с налета. Ты выслушай до конца…

— Мы сперва тоже думали, что убил. Да на другой день почтальонша была у них в доме и слышала, как за перегородкой кто-то плакал да кашлял, — кузнец неловко поводил руками, словно ворочал ими тяжелые слова. — Может, силком он ее держит взаперти, а та старая ведьма стережет.

— Только бы жива была! — с дрожью в голосе проговорил Коля. — Только бы жива осталась!

— Сколько в селе полицаев? — спросил Саша.

— Да всего-то двое, — ответил кузнец и, понимая, зачем Саша задал этот вопрос, предупреждающе заметил, что их так просто не возьмешь. — Они в участке огородились, колючей проволокой обмотали дощатый забор, и две немецкие овчарки во дворе. Там все сделано по-немецки. Недавно в село целую неделю жил районный шеф: хлебушко да скотинку выкачивали. Вот для него ту крепость и соорудили. Так что с полицаем вы лучше не связывайтесь!

— Нам только бы Веру вырвать из рук этого гада, — сказал Саша.

Коля кивнул в знак согласия. Хотя думал и о мести полицаю, о том, как задушить, уничтожить этого гада. Но он понимал, что силенок на это у него нет. И успокаивал себя тем, что Митька свое получит, когда придет Красная Армия, когда вернется отец. А сейчас только бы спасти Веру, если она еще жива.

Кузнец, словно подслушав эти мысли, предложил свой план:

— Могу помочь. Мое дело будет проследить, когда Митька выедет из села до своего начальства или куда еще.

— А если его не вызовут целую неделю? — вскинулся Коля.

— Тогда хуже, — кузнец поскреб в затылке, — тогда придется вам идти к нему домой, когда пообедает и отправится в участок.

— А он дома обедает? — обрадовался Коля и наивно предложил засесть в саду и застрелить полицая.

— Второй услышит стрельбу, созовет своих, и ты не успеешь скрыться с сестренкой! — охладил его кузнец.

— Вы говорили, что их только двое, — недоуменно заметил Саша.

— Полицаев двое, то факт. Да не на них только держится гитлеровская власть в селе, были у Советской власти враги, вот теперь они головы подняли, как недобитые гадюки. Теперь они первейшие пособники наших врагов. Таких у нас пятеро. Бывший жандарм. Старый уже, но лютый. А те кулаки. Им сам шеф оружие выдал.

— Что ж тогда делать?

— А я так себе думаю, надо просто, без фокусов, прийти вам до Хрячихи сразу, как Митька уйдет с обеда, и увести дивчину.

— Бабка поднимет крик, тут и сбегутся! — отмахнулся Саша.

— Все надо с умом, — продолжал кузнец. — Хрячиха всегда провожает своего выродка до калитки. Запирает со двора. Проводит его глазами до самого участка, перекрестит и запирается на все засовы. Ты у них бывал в доме?

— Заходил, когда моя очередь была телят пасти, — ответил Коля, уже с надеждой глядя в печальные, но такие добрые, черные, как уголь, глаза кузнеца.

— Ну, значит, помнишь, что из сада к ним в дом можно войти так, что от калитки не будет видно.

— Понял! — оживился Коля. — Пока они там провожаются, мы шмыгнем в сени и там дождемся, пока Хрячиха вернется и запрет за собой двери.

— А вдруг он зачем-нибудь вернется, — заметил Саша.

— Ну тут уж… На то и автомат у тебя.

— А как же мы по деревне проберемся в их сад? — не унимался Саша.

— До моего дома ольшаник, как вот тут. А двор мой по соседству с садом Хрячихи. Я своих, дочку с женкой, в тот день отошлю в поле картошку полоть. А сам вас проведу до сада. И снова в кузню! До самого дома автомат держи под полой, — и кузнец кивнул на длинный засаленный серый плащ, который был Саше до колен. — Одежка для этого у тебя в самый раз.

— Когда пойдем?

— Не спеши, есть еще одна загвоздка. Там собака. Целая зверюга.

Саша только руками развел, а Коля дайке побледнел и тихо промолвил:

— Значит, ничего не выйдет.

— Да уж тот грех я возьму на свою душу, — тяжело вздохнул кузнец. — Хотя, признаться, сроду не был душегубцем, ни курицы не зарезал, ни кабанчика не забил. А тут… куда ж деваться. Сам я того Митьку люто ненавижу. Из-за него и согласен на такое.