Валентин Курицын - В зареве пожара

— Одним мигом, Борис Михайлович, — засуетился Кочкин, принимаясь будить работника.

Хошанский вместе со служащим вышли во двор. Буран начинал стихать… Порывы ветра становились слабее… На востоке чуть белела полоса близкого рассвета… Проводив партию, Хошанский вернулся в горницу и облегчённо вздохнул. — Ну, теперь половина дела сделана, — думал он, ложась спать.

На другой день, часов около 2-х дня, во дворе Кочкина стояли три пары, запряжённые в кошёвки. В горнице наскоро перед отъездом закусывали и пили чай. Каргаполов и Васька увязывали чемоданы.

Хошанский ходил по комнате, весело посвистывая и перебирая брелоки часовой цепочки. С час тому назад рабочие его вернулись, отдыхают теперь у Ефима — всё вышло благополучно. — Теперь Петрович катит с заявлением в Ачинск — только колокольцы заливаются — почти на целые сутки он приедет раньше Мальшакова…

Хошанский остановился посреди комнаты и, обернувшись к Мальшакову, сказал развязанным тоном:

— А ведь мы, господа, соседи с вами будем по Печищу-то. Мои ребята тоже позаявили там кое-что… — Он ожидал удивления и недовольства со стороны Мальшакова при этом известии, но тот равнодушно ответил: знаем, знаем, что вы вчера ночью всю эту историю проделали. Только напрасно говорите вы, что соседями будем: мы на Печище и не бывали!..

— Как так, да ведь сами же вчера говорили!? — опешил Хошанский.

— Позвольте, Борис Михайлович, неужели вы поверили тому, чтоб мы вам так вот и сказали — где заявили?

— Но к чему вам скрытничать. Ведь, золота всё равно нет в открытой вами руде.

— Тем более странным нам кажется — зачем это вы погнали своих людей заявлять пустую породу? — улыбнулся Мальшаков… Хошанский не отвечал, мысли его путались… Одурачили, провели, подлецы, и взять нечего, сам виноват, вот тебе и богатые знаки!.. Сколько им, подлецам, вина выпоил, закуску стравил, да ещё и в карты проиграл, чёрт их возьми. — Васька! живей тащи всё — складывайся! Сейчас едем. Торопи ямщика, Ефим! — и Хошанский быстро надел доху и вышел, ни с кем не простившись.

Мальшаков и его компания громко хохотали…

Источник: Сибирский наблюдатель. — 1905. — Кн. 10. — С. 26–38.

Герой настоящего рассказа очень скромное лицо — и по паспорту он значится Семёном Петровичем Замухрышкиным. Занимался он литературой и пописывал сатирические стишки, картинки с натуры и т. п., печатаемые в «Дребедени», «Тёще» и др. юмористических листках.

В последних числах октября 190. г. Семён Петрович Замухрышкин возвратился в свою квартиру, занимаемую им на 16-й линии Васильевского острова, в самом скверном расположении духа. В карманах у него не было ни сантима; редакторы-издатели, к которым он обращался сегодня, точно все сговорились и наотрез отказали в выдаче аванса, ссылаясь на безденежье и плохие времена.

— Вот и изволь существовать литературным трудом при настоящих условиях. Тем положительно нет. Гнёт цензуры чудовищен! Просто хоть ложись да помирай! — размышлял Замухрышкин, расхаживая по своей клетушке.

— Эх! да если бы была свобода печати, то-то бы раздолье нашему брату… Пиши о чём хочешь, ругай кого хочешь — загребай гонорар. Хорошо было бы, — продолжал фантазировать, лёжа на кровати, голодный литератор, — завалиться, этак, сейчас, уснуть лет на двадцать, на тридцать, да и проснуться в новой эре, при свободе печати…

Не успел ещё Замухрышкин выразить своего столь легкомысленного желания, как глубокий сон смежил его очи… Долго ли продолжался этот сон — история умалчивает.

Проснувшись, Замухрышкин поспешил, по своему обыкновению, на поиски сюжетов. Он натянул своё рваное пальтишко и вышел на улицу. Первое, что ему бросилось в глаза, был постовой городовой, вооружённый винтовкою.

— Что за притча? — подумал Замухрышкин при виде столь необычайного явления, — очевидно, градоначальник издал новый приказ. Слава Богу! одна темка есть!

Далее, идя по набережной, Замухрышкин обратил внимание на какие-то таинственные кареты с наглухо закрытыми дверцами. Карет этих ему попалось, пока он дошёл до Большой Морской, штук пятнадцать.

— Ведь в таких каретах арестантов возят, — сообразил Замухрышкин, — какое необычайное увеличение криминальности!

На углу Невского и Большой Морской Замухрышкина атаковала целая толпа мальчишек — газетных разносчиков.

— Не угодно ли, барин, последний номер «Мортиры»?