Валентин Курицын - В зареве пожара

— Ну, что Семён? Не видать?

— Ни лешего не видать. Тут тропа и кончилась: дальше и пеший не пролезет, не только верховой! — отвечает недовольным, сердитым голосом мой верный Семён, вылезая из густой заросли пихт на грязную полосу тропы, еле виднеющейся в высокой, с конём вровень, траве.

Лицо Семёна оцарапано, в волосы, еле прикрытые рваным картузишком, набилась во множестве сухая хвоя, но он, не обращая внимания на эти следы своей экскурсии по трущобе, подошёл к лошадям и, отирая свой вспотевший лоб, достал трубочку.

— Плохо дело, заблудились видно. Теперь не скоро выберешься: вишь, тайга-то какая — в небо дыра!.. — махнул рукою Семён и выпустил целый клуб махорочного дыма. — Вишь, аспиды! — продолжал он, с удовольствием глядя, как тучи комаров, вьющиеся около его загорелой открытой шеи, быстро рассеивались в воздухе. — Не любите дымку-то, гнусы такие!.. Что же делать-то будем?

— Что делать? Назад надо ехать по этой же тропке. Чего тут думать? — и Семён садится на коня.

— Но-но, Гнедко, пошевеливайся!

Грязная тропа, кое-где пересечённая навалившимися полусгнившими деревьями, топкое болотистое место заставляют нас ехать потихоньку, шагом. Лошади наши, порядочно утомлённые шестичасовым блужданием по тайге, еле передвигают ноги, тонут по щиколотку в липкой грязи, тяжело машут гривами, отбиваясь от мошек, безжалостно лезших в глаза и ноздри.

Солнце садилось. Косые лучи его золотистой полосой ложились на зелень тайги, тесной стеной окружавшей извилистую тропку. Могучие кедры протягивали свои развесистые ветви, сплетались меж собою, образуя над тропою тёмный навес хвои.

Иногда стройная, трепещущая осина преграждала нам путь, и мы подъезжали под её ветки. Сочные, серебристые листья её задевали нас по лицу, обдавая своим бодрящим клейким запахом…

Вдруг впереди нас, по вечерней заре, далеко-далеко — до хребта гор, облитых алым закатом, гулко и протяжно застонало эхо выстрела: трах-а-а-ах!.. Зашумела тайга, пробуждённая им. Лошади наши всполохнулись и зашевелили ушами, чутко озираясь по сторонам.

— Палит кто-то, — удивился Семён, натягивая повода. — Тпрр… стой ты, дурова голова!.. — закричал он на испуганную лошадь и обрадовано повернулся ко мне.

— Ну, барин, поедем на выстрел. Да кричать надо погромче: может тот, кто стрелял, услышит. Тожно и про дорогу спросим.

— А кто бы это стрелять мог? — спросил я, — как думаешь? Охотники разве?..

— Кто их знает? Может — охотники, а то так, кто-нибудь из летучки.

Мы подъехали вперёд немного и приостановили коней. Справа, из таёжной трущобы, трещали сухие сучки и доносился слабый напев песни. Кто-то шёл навстречу к нам.

— Идёт… — прошептал Семён. — Слезай с коня-то: кто его знает, что за человек… В тайге тоже, брат, всякого народу довольно…

Я молча спешился и оправил кабур револьвера.

Уж ясно доносились до нашего слуха звуки молодого сильного голоса, и через несколько минут и сам певец вышел на тропу.

Это был рослый, черноватый парень в изорванном и загрязнённом озяме; плисовые шаровары широкими складками опускались на его большие приисковые «бутылы»; старая шапчонка, надетая на одно ухо, обнаруживала высокий лоб с угрюмым сдвигом бровей.

Увидя нас, незнакомец остановился. Чёрные и живые глаза его быстро окинули нас испытующим взглядом, и он одним движением скинул со спины винтовку.

— Стой, стой, земляк!.. Не торопись больно: от нас худого не будет… — заговорил Семён, приближаясь к парню.

— А что вы за люди?

— Люди мы не обидчивые. По своему делу с Преображенского прииска на Старосычускую резиденцию. Да вот — заблудились… С полдень уж блудим по тайге…

— Не можешь ли ты нам сказать, что это за место, где мы сейчас находимся? — спросил я.

— Это — вершина Левого Карабюза.

— А не возьмёшь ли ты вывести нас на тропу?

Парень помолчал и протянул неохотно:

— Оно вывести-то можно, да — вишь — ночь на дворе. Сегодня не выедешь. Ночевать надо будет.

— Так что ж? Заночуем… Ты сам-то откуда?

— А тут вот недалеко, в ключике мы копаемся… Вольной артелью, значит…

— Ну, так и веди к себе. Ночуем у вас.

— Вести-то не шутка… — замялся парень, — да вот что: можно ли на вас положиться? Как бы чего худого не вышло. Ещё разболтаете про нас — на резиденции-то…