Валентин Курицын - В зареве пожара

…Публика всё прибывала.

…Наиболее уважаемые, популярные лица из местной интеллигенции группировались вокруг стола. Демократические элементы теснились в дверях, цеплялись на подоконниках.

Было шумно, весело и жарко…

— Не курить, товарищи! Курить воспрещается, — передавалось в публике.

Клубские лакеи, сгибаясь под тяжестью громадных блюд, то и дело раздвигали толпу, прося посторониться.

Не обошлось дело без курьёзов. В давке один лакей опрокинул соусник. Тёмно-коричневая жидкость залила дорогой туалет молоденькой барыньки, жены какого-то профессора. Кругом засмеялись.

Экспансивная публика подоконников громко обсуждала меню ужина. Сыпались злые остроты.

Полуголодный плебей негодовал на разряженных патрициев, восседавших вокруг стола.

— Однако они не собираются умирать с голода! — громко крикнул здоровенный пролетарий в ситцевой косоворотке, опоясанной широким кожаным ремнём.

Маленький остроносый студентик, целую неделю пробавлявшийся жиденьким чайком с грошовым ситником, негодующе посмотрел на остряка и прошептал соседу:

— Чёрт знает, действительно! Неужели нельзя было обойтись без гастрономии?

Сосед сочувственно кивнул головой.

…Гам в зале между тем усиливался.

После выбора председателя задребезжал колокольчик. Начались речи.

Часть публики, утомлённая духотой, разбрелась по другим помещениям клуба.

По мере того как выступали ораторы, Ольга Михайловна потихоньку расспрашивала мужа, кто именно говорит, популярен ли он в городе и не принадлежит ли к комитету. Ремнев в кратких словах удовлетворял её любопытство.

Наконец, не выдержал и шепнул на ухо:

— Ты, однако, поосторожнее! Здесь ведь всякий народ есть. Лучше не называть фамилий… Нет, положительно отвыкла ты в Швейцарии от наших порядков.

Ольга Михайловна удивлённо подняла брови.

— Ведь публика входила по билетам, так чего же опасаться? Я полагаю, здесь все свои люди.

Ремнев нетерпеливо махнул рукой.

— Далеко не так. Тсс, молчи… сейчас будет говорить представитель эсеров.

— Ах, этот низенький, в студенческой тужурке?!

Красиво выстроенная речь оратора была встречена дружными аплодисментами большей части публики.

Меньшинство презрительно и негодующе зашикало.

Ремнев нахмурился.

— Эх, народ! Смешали ораторов, — досадливо пояснил он жене. — Наши не успели вовремя предупредить, вот и произошло недоразумение. За своего приняли, за эсдека.

— Значит, большинство присутствующих здесь тяготеют к вашему кружку?

— Ну, несомненно…

По мере того, как часовая стрелка приближалась к одиннадцати, температура в столовой поднималась как в буквальном, так и в переносном смысле.

Речи по содержанию принимали агитационный оттенок…

Стояла такая жара, что и ораторы, и слушатели обливались потом. В угловом окне открыли форточку. Волна холодного воздуха поплыла над разгорячёнными головами толпы.

Ольге Михайловне давно уже хотелось пить. Наконец, воспользовавшись тем, что на эстраде затянулся скучный принципиальный спор между представителями двух лагерей, она обратилась к мужу:

— Я страшно хочу пить. Проводи меня в буфет. Там, вероятно, можно будет достать лимонад.

Они с большим трудом выбрались из столовой. Ремневу порядочно пришлось поработать локтями. Чья-то бесцеремонная нога в большом сапоге оборвала Ольге Михайловне оборку платья.

В следующем зале было несколько попросторнее. Зато в буфете происходило настоящее вавилонское столпотворение.

Со всех сторон слышались требования пива, кваса и других прохладительных напитков. Лакеи положительно сбились с ног. Буфетчик, мокрый от пота, с усталым, растерянным лицом, не успевал рассчитываться и выдавать сдачу.

Заглянув в буфет, Ремнев обескураженно покачал головой.

— Ну, в этой сутолоке вряд ли мы добьёмся чего-нибудь. Здесь прямо дым коромыслом идёт!

Он поймал было за рукав пробегавшего мимо лакея, но тот только отмахнулся и промчался дальше, на ходу завинчивая штопор.

Ещё две попытки в этом же роде были также безуспешными.

Ольга Михайловна бессильно прислонилась к стене и обмахивала платком своё раскрасневшееся лицо.

— Ах, Господи! — раздражённо вырвалось у неё. — Какой ты странный, Алексей. Пойди к буфету и возьми сам. Посмотри, как другие делают.

Действительно, некоторые, наиболее нетерпеливые, распоряжались собственными силами: подходили к корзинам, брали бутылки и наскоро, стоя, утоляли жажду.