Калле Каспер - Чудо - Роман с медициной

Что было затем, я уже рассказал.

Ровно две недели спустя после смерти Рипсик мы с Гаяне сошли с поезда на станции Санта-Лючия, в руке у каждого только по чемодану — два других и ноутбук я оставил в провинциальном городке недалеко от Венеции, где на деньги, отложенные для Ниццы, я снял на полгода квартиру, чтобы устроить издание ее книги, самому написать обещанную повесть и вообще чтобы сразу не возвращаться домой, где каждая мелочь напоминала бы о ней и причиняла невыносимую боль; но пепел Рипсик был с нами. Когда мы дошли до моста Скальци, я почувствовал, что мои глаза наполняются слезами, даже не могу сказать отчего, то ли оттого, что Рипсик уже не увидит эту красоту, то ли из-за самой красоты, — Рипсик как-то призналась, что с ней в Венеции несколько раз случался синдром Стендаля, теперь, наверное, он передался мне. Да, Рипсик обожала Венецию, и не только из-за ее красоты, она восхищалась героическими людьми, построившими этот город чуть ли не прямо в море, вбивая в дно сваи и воздвигая на них дома, и другими, столь же героическими, сражавшимися в течение двух веков без всякой поддержки с огромной армией турок и защищавшими свободу Венеции от папы римского, хоть их за это и предали анафеме, — дольше всех существовавшая республика, ее гордый дух сохранился и сегодня, в наше последнее путешествие Рипсик обнаружила на одном бетонном блоке надпись: «Venezia — libera per sempre!» [9] Венеция свободна навсегда! ( итал. ) Мы с ней гостили в Венеции только четырежды и провели тут в сумме, как я сосчитал, шестнадцать дней — полмесяца и полдня! — у нас не было денег, чтобы приезжать чаще, это был дорогой город, а нам приходилось экономить, «два писателя в одной семье — это многовато», говорили про нас — да, многовато, но мы продержались, и, когда Рипсик в день смерти сказала: «Мы с тобой прожили замечательную жизнь», она наверняка имела в виду и это. Несмотря на столь редкие посещения, мы увидели праздник Реденторе, с нами в тот раз была и Гаяне, вместе со всеми мы перешли по понтонному мосту на Джудекку, правда, проклиная при этом жуткий шум, шедший с моторных лодок, где венецианцы, забыв, что в их городе творил Россини и что именно здесь состоялась премьера «Травиаты», включали на полную мощность рок, а вечером мы прогулялись на Сан-Марко и стали свидетелями идиотского зрелища, как несколько тысяч подростков-туристов сидят на набережной, прямо на земле, и ждут фейерверка, наверное, именно тогда во мне зародилась идея ограничить доступ в Венецию и пускать в нее только тех, кто сдаст экзамен по ее истории и искусству. В последний раз мы приехали сюда на историческую регату, это было очень красиво, и Рипсик все снимала и снимала, словно чувствуя, что это ее прощание с Венецией; только на карнавал мы не попали, ну и черт с ним.

Рипсик выбрала для смерти очень неудачное время, был сентябрь, самый популярный месяц у туристов, и квартиры, как и в Барселоне, были все заняты, нам пришлось снять номер в гостинице, и, если бы Рипсик узнала, во сколько он нам обошелся, она, пожалуй, принялась бы уговаривать меня бросить эту затею. Гостиница находилась в самом начале той длинной улицы, которая ведет от Санта-Лючии к Риальто, она была построена, кажется, в первой половине XX века и выглядела так, как будто ее с тех пор ни разу не ремонтировали. Темная комната с окнами во внутренний двор отдавала затхлостью, но нам было все равно. Немного отдохнув, мы отправились на разведку. Мануэль Карлос, когда я простодушно открыл ему свой план, покачал головой и сказал: «Разрешения для погребения в Canal Grande вам никто не даст, разве что на Сан-Микеле». Но Рипсик не хотела на Сан-Микеле, она ненавидела кладбища, зато Canal Grande обожала, считая его самым прекрасным местом на земле, жемчужиной цивилизации. Каждый раз, когда мы приезжали в Венецию, мы часами бродили вдоль канала, ища переулки, через которые можно пробраться к воде, несколько раз мы даже сели в вапоретто и прокатились по всему каналу туда и обратно, что для Рипсик было героическим поступком, так как она не выносила качки, — но кого это интересовало? Конечно, если бы мы были американскими миллионерами, очень может быть, что нам за небольшой взнос в казну города, каких-нибудь жалких двух десятков тысяч долларов, дали бы разрешение, мы могли бы нанять гондольера, и он бы пел, пока мы с Гаяне высыпаем пепел в воду, — но мы не были американскими миллионерами и даже, пусть это кому-то покажется невероятным, не хотели ими быть, поэтому нам надо было найти на канале тихое место, где вечером мы смогли бы опустошить сосуды; сейчас я думаю, что получилось даже удачно, потому что Рипсик обрела очень конкретную «могилу», куда все, кому нравятся ее романы, могут нести цветы, — рядом с палаццо Молин Кверини.