Джеймс Болдуин - Комната Джованни. Если Бийл-стрит могла бы заговорить

Миссис Хант уставилась на меня.

– Да уж во всяком случае, – сказал Фрэнк, – не дух святой.

Миссис Хант обратила взгляд свой к Фрэнку, потом поднялась и пошла на меня; она шла очень медленно и, казалось, сдерживала дыхание.

– Ты, верно, именуешь свою похотливость любовью? – сказала миссис Хант. – Но, по-моему, это называется по-другому. Я так и знала, что ты принесешь гибель моему сыну. Знала! В тебе сидит нечистая сила! Господь поведал мне это несколько лет назад. По воле Святого Духа твой ребенок зачахнет у тебя во чреве. Но сыну моему простится. Его спасут мои молитвы.

Она была нелепа и величественна; она вещала. Но Фрэнк захохотал, подошел к ней и ударом от себя, наотмашь, сбил ее с ног. И вот она лежит на полу, шляпа у нее съехала на затылок, платье задралось выше колен, а над ней стоит Фрэнк. Она не издала ни звука, он – тоже.

– У нее же сердце! – пролепетала Шерон, и Фрэнк снова хохотнул. Он сказал:

– А вы пощупайте, оно, наверно, все еще колотится. Только разве это сердце! – Он повернулся к моему отцу. – Джо, пусть ею женщины займутся, а мы с тобой пойдем. – И тогда мой отец заколебался: – Пойдем, Джо, пойдем. Ну, прошу тебя!

– Иди с ним, – сказала Шерон. – Ступай.

Шейла стала на колени возле матери. Адриенна ткнула сигарету в пепельницу и поднялась со стула. Эрнестина вышла из ванной комнаты со спиртом и опустилась рядом с Шейлой. Она смочила спиртом ватку и стала тереть миссис Хант виски и лоб, осторожно сняв с нее шляпу и сунув ее Шейле.

– Ступай, Джо, – сказала Шерон. – Мы без тебя обойдемся.

Мужчины ушли, дверь за ними захлопнулась, и теперь в комнате остались шестеро женщин, которым надо было, хоть и недолго, как-то общаться друг с другом. Миссис Хант медленно поднялась с пола, подошла к креслу и села в него. Но прежде чем она успела слово вымолвить, заговорила я:

– Вы сказали мне страшную вещь. Страшнее этого я никогда в жизни ничего не слыхала.

– Как отец мог! – сказала Адриенна. – У нее на самом деле слабое сердце.

– У нее с головой слабо, – сказала Шерон. И обернувшись к миссис Хант: – Святой Дух размягчил тебе мозги, деточка. Ты что, забыла, кого проклинаешь? Ведь это внук твоего мужа. Но он и мой внук. Я знаю, есть такие мужчины и такие женщины, которые вырезали бы у тебя из груди твое слабое сердечко и с радостью поплатились бы за это адскими муками. Что тебе дать – чаю или еще чего? Тебя надо бы коньяком отпаивать, да где тебе, святоше!

– Вы не имеете права издеваться над верой моей матери, – сказала Шейла.

– Брось ханжить! – сказала Эрнестина. – Ведь тебе так стыдно, что у вас мать из трясунов, что ты не знаешь, куда деваться. Но ты над ней не издеваешься. Ты говоришь: «Это все потому, что у нее душа», чтобы люди не побоялись заразиться от нее, а про тебя подумали: «Ах, какая у нее светлая голова, какая она умница, эта девушка!» Да мне смотреть на тебя тошно!

– Это мне на тебя тошно смотреть! – сказала Адриенна. – Может, моя мать не так выразилась, но ведь она очень огорчена. А душа у нее в самом деле есть. А вы, вонючие ниггеры, вы-то чем можете похвастаться? Моя мать только и спросила… – Она подняла руку, чтобы Эрнестина не перебила ее. – Моя мать спросила: «А кто воспитает этого ребенка?» И в самом деле – кто? Тиш – необразованная, бесприданница, а Фонни никчемный, всегда был никчемным. Ты сама это знаешь. Ну? Так кто же возьмет на себя заботу об этом ребенке?

– Я возьму, – сказала я. – А ты, желтая сука холощеная, ты у меня поговори еще, дождешься, что я и о тебе позабочусь.

Она, дура, уперла руки в боки, но Эрнестина стала между нами и сказала нежным голоском:

– Адриенна! Деточка! Послушай меня, милашка. А, золотце? А, киска? – Она легонько коснулась ладонью щеки Адриенны. Адриенна вздрогнула, но не двинулась с места. Эрнестина не отняла руки и легонько поиграла пальцами по ее щеке. – Ах ты киска! Я как увидела тебя в первый раз, красавица, так и прельстилась твоим кадыком. Он мне по ночам снится. Знаешь, как бывает, когда прельстишься чем-нибудь? Хоть ты, наверно, никем и ничем по-настоящему не прельщалась. Ведь правда? Не видала, как он у тебя ходит, твой кадык? Ведь правда? А я видела. И сейчас вижу. До чего же это восхитительно! Не могу решить, радость моя, что мне хочется больше – вырвать его у тебя из глотки когтями или зубами… о-о-о!.. или выковырять, точно косточку из персика! До чего же он хорош! Усекла, киска, с кем имеешь дело? Так вот, только тронь мою сестру, я мигом соображу, как мне действовать. Ну?.. – Она отошла от Адриенны. – Тронь. Ну-ка, тронь, милочка! Сними оковы с моего сердца, освободи меня.