Джеймс Болдуин - Комната Джованни. Если Бийл-стрит могла бы заговорить

Вид у мистера Ханта был усталый, на лице все та же милая улыбка. Он сел на диван рядом с Адриенной и сказал:

– Значит, ты видела сегодня моего лобастого сынка?

– Да. Он чувствует себя хорошо. Шлет всем привет.

– Не очень его там прижимают? Я потому об этом спрашиваю, что тебе он может сказать такое, чего мне не скажет.

– У влюбленных вечные тайны, – сказала Адриенна, положила ногу на ногу и улыбнулась.

Я не собиралась схватываться с Адриенной, во всяком случае с места в карьер. Мистер Хант тоже не обратил внимания на ее слова, он смотрел на меня.

Я сказала:

– Ему там тошно, это сразу заметно. А как же иначе? Но он сильный. Он много читает, он занимается. – Я посмотрела на Адриенну. – Ничего, о нем не беспокойтесь. Но его надо вызволить оттуда.

Фрэнк хотел сказать что-то, но Шейла опередила отца:

– Читал бы и занимался бы вовремя, тогда не попал бы туда.

Я только открыла рот, но Джозеф быстро заговорил:

– Ты пиво привез? А то у меня есть джин, а еще виски и коньяк. – Он усмехнулся. – Больше ни на что не рассчитывай. – Потом повернулся к миссис Хант. – Надеюсь, дамы не станут возражать?

Миссис Хант улыбнулась.

– Возражать? Фрэнка наши возражения мало трогают. Он как хочет, так и поступает. А о других подумать – ему это и в голову не придет.

– Миссис Хант, – сказала Шерон. – Чем вас угостить, милочка? Могу предложить вам чай или кофе. У нас есть и мороженое… и кока-кола.

– …И лимонад, – сказала Эрнестина. – Хотите, угощу вас мороженым с содовой? Пойдем, Шейла, поможешь мне. Сиди, мама. Без тебя справимся.

Она утащила Шейлу на кухню.

Мама подсела к миссис Хант.

– Господи, господи! – сказала она. – Как время-то летит! Ведь с тех пор, как нагрянула эта беда, мы и не виделись.

– Ах, не говорите! Я, того и гляди, слягу. Бегаю по Бронксу из конца в конец, все ищу, к чьему надежному юридическому совету прислушаться. Обращалась к людям, с которыми работала… один из них член городского совета, он буквально всех знает и может нажать кое-где… к нему, знаете ли, все обязаны прислушиваться. Но это съедает все мое время, а доктор говорит, что я должна беречь себя, что нельзя давать сердцу такую непосильную нагрузку. Он говорит: «Миссис Хант, помните, что, как ни нужна вашему сыну свобода, без матери ему тоже не обойтись». Но, знаете, мне это всё ни к чему. О себе я не беспокоюсь. Господь помогает мне не пасть духом. Я молюсь, молюсь и молюсь, чтобы Господь отверз глаза его. Денно и нощно только об этом. Но вдруг осеняет меня мысль: а может, Господь именно таким путем заставит моего сына задуматься о своих грехах и вручить душу свою Иисусу.

– Может, вы и правы, – сказала Шерон. – Неисповедимы пути Господни.

– Да, да! – сказала миссис Хант. – Он, возможно, и вас подвергнет испытанию. Господь не оставляет детей своих.

– А как вам показался адвокат, – спросила Шерон, – мистер Хэйуорд, которого подыскала Эрнестина?

– Я с ним еще не виделась. Времени нет к нему съездить. Но Фрэнк его видел.

– А как вы считаете, Фрэнк? – спросила Шерон.

Фрэнк пожал плечами.

– Он белый, выучился на юриста, есть у него эти степени. Не мне вам говорить, что этим хреновым степеням грош цена.

– Фрэнк, ты разговариваешь с женщиной, – сказала миссис Хант.

– Вижу. Надо же вносить приятное разнообразие в жизнь… Так я говорю, что все это ни хрена не стоит и мы еще, может, расстанемся с ним. С другой стороны, для белого он вроде ничего. Сейчас не очень задается, потому что брюхо пустое, а набьет его, тогда посмотрим, как он себя поведет. Слушай, друг, – сказал он Джозефу, – как ты думаешь, нужно мне, чтобы жизнь моего сына оказалась в руках этих холощеных кобелей? Ей-богу, лучше живьем сгореть. Это мой единственный сын. Слышишь? Мой единственный сын. Но мы все в руках белых, хотя я знаю и черных молодчиков, с которыми держи ухо востро.

– Но я тебе сто раз говорила, сто раз! – воскликнула миссис Хант. – Такая нетерпимость опасна! Ты исполнен ненависти! Если ненавидеть людей, они ненавистью тебе и воздадут. Как услышу от тебя такие слова, так у меня сердце разрывается и я дрожу за сына, который сидит в темнице, откуда только любовь к Господу и может его вывести… Фрэнк, если ты любишь Фонни, забудь про ненависть, забудь! Она падет на голову твоего сына и убьет его!

– Фрэнк ведь не призывает всех ненавидеть, миссис Хант, – сказала Шерон. – Он только говорит правду о нашей жизни в нашей стране, и понятно, почему это его так огорчает.

– Я полагаюсь на Господа, – сказала миссис Хант. – Я знаю, что он печется обо мне.