Джеймс Болдуин - Комната Джованни. Если Бийл-стрит могла бы заговорить

– Меня не было слишком долго, да?

– Не знаю, – ответил я. – Прошло много времени.

– Мне было там очень одиноко, – неожиданно сказала Гелла. Она слегка отвернулась от меня и, лежа на боку, смотрела в окно. – Я чувствовала себя такой никчемной – прыгаю, прыгаю, как теннисный мячик, не зная, где остановиться. И я подумала, что, возможно, проворонила свой шанс. – Гелла посмотрела на меня. – Ты ведь понимаешь, о чем я. Там, откуда я родом, об этом снимают фильмы. Сначала ничего не берешь в голову, ну проворонила, и ладно, но потом понимаешь, что ничего нельзя переиграть.

Я следил за ее лицом. Такой спокойной я Геллу еще не видел.

– Испания тебе, значит, совсем не понравилась? – раздраженно спросил я.

Гелла нервно провела рукой по волосам.

– Конечно, понравилась. С чего ты взял? Очень красивая страна. Просто было непонятно, что я там делаю. Скучно бесцельно скитаться по разным местам.

Я закурил сигарету и улыбнулся.

– Ты ведь поехала в Испанию, чтобы отдохнуть от меня, помнишь?

Гелла тоже улыбнулась и погладила меня по щеке.

– Я плохо обошлась с тобой, да?

– Ты была честна со мной. – Я встал и отошел в сторону. – Так ты пришла к какому-то решению?

– Я все написала в письме, неужели ты не помнишь?

На какое-то мгновение все словно замерло. Не слышен был даже негромкий уличный шум. Я стоял спиной к Гелле, но меня обжигал ее взгляд. Она застыла в ожидании, я это чувствовал, и все вокруг, казалось, тоже ждало моего ответа.

– Я не совсем тебя понял. – Может, удастся выкрутиться, ничего ей не рассказывая, подумал я. – Письмо было довольно небрежным – что-то вроде экспромта, и я так и не понял, рада ты или жалеешь, что связалась со мной.

– У нас всегда был в общении легкомысленный тон. Я старалась его придерживаться, боялась давить на тебя, разве не ясно?

Меня так и подмывало сказать, что она связалась со мной от отчаяния, а вовсе не потому, что нуждалась во мне, просто в нужное время я подвернулся ей под руку. Однако я промолчал. Она никогда не призналась бы в этом даже самой себе.

– Допускаю, – осторожно проговорила Гелла, – что чувства твои могли измениться. Прошу тебя, скажи все как есть. – Она немного помолчала и продолжила: – Оказалось, что я не та эмансипированная девушка, какой хотела казаться. Мне нужен муж, который приходил бы домой каждый вечер. Хочу спать с ним и не бояться, что могу залететь. Черт, я даже хочу залететь, хочу нарожать много детей. На самом деле это все, на что я гожусь. – Опять молчание. – А ты этого хочешь?

– Да, – ответил я, – всегда хотел.

Я повернулся очень быстро, словно чьи-то сильные руки, взяв меня за плечи, повернули к ней. Комната наполнялась темнотой. Гелла лежала на кровати и не сводила с меня глаз, рот ее был слегка приоткрыт, а глаза сияли. Между нами будто шел ток. Я подошел и положил голову ей на грудь. Хотелось тихо лежать так, словно в надежном укрытии. Но тут я всем нутром почувствовал, как тело ее затрепетало и словно раскрыло врата надежно укрепленной цитадели, дожидаясь, когда внутрь войдет овеянный славой победитель.

Дорогой отец, – писал я, – не хочу больше от тебя скрывать, что встретил девушку, на которой хочу жениться. Не писал тебе об этом раньше, потому что не был уверен, выйдет ли она за меня. Наконец эта глупышка согласилась рискнуть, и мы намерены скрепить наш союз узами брака в Париже, а потом неспешно отправиться на родину. Не тревожься, она не француженка (ведь ты их не любишь, считая, что у них нет наших добродетелей – признаю, так оно и есть). Но Гелла – ее фамилия Линкольн – родом из Миннеаполиса, ее родители и сейчас там живут, отец юрисконсульт, мать домашняя хозяйка. Гелла хочет провести медовый месяц здесь, а я, разумеется, с ней не спорю. Вот так. Пожалуйста, пришли своему сыну кое-что из его заработанных тяжелым трудом денег. Tout de suite. Это по-французски «как можно быстрее».

Гелла (на фотографии она хуже, чем в жизни) приехала в Париж года два назад учиться живописи. Когда поняла, что таланта у нее нет, чуть не утопилась в Сене, но тут мы познакомились, а там дальше – больше, и завязался роман. Не сомневаюсь, отец, что ты ее полюбишь, а она – тебя. Что до меня, то она сделала меня очень счастливым.

С Джованни Гелла познакомилась случайно – тогда она уже провела в Париже три дня. Все это время я с Джованни не виделся и даже не упоминал его имени.

Весь этот день мы бродили по городу, и Гелла постоянно рассуждала на тему, которая ее прежде не волновала, – о судьбе женщин. Она заявила, что быть женщиной очень трудно.