Фернандо Намора - Огонь в темной ночи

— Выпьем водки.

Жулио опрокинул рюмку, подул на руки и сказал ему, как будто было уже излишне любое притворство:

— Плати, ты ведь банкир.

— Нет, Жулио, — запротестовал Сеабра, — сегодня я плачу.

— Да пусть заплатит этот тип. Мы оберегали его от холода, от гриппа, и он должен компенсировать нам эту заботу.

Тип! Руки Луиса Мануэла дрожали в карманах пальто. Он хотел дать ему пощечину, но смог лишь изобразить слабую, вымученную улыбку. Заплатил. Зе Мария был поражен. Агрессивность Жулио должна была скрывать какую-то озабоченность; приезд Мариньо, конечно, имел для него очень большое значение. Зе Мария сказал:

— Я, кажется, переел.

Никто не обратил внимания на его слова. Они вышли. Но теперь ветер потерял свою привлекательность, и его порывы казались ударами хлыста. Туман стлался по берегу реки, делал тусклым свет фонарей, окутывал город покровом нереальности. Луис Мануэл обдумывал предлог для примирения. Как убедить их в своей солидарности?

Если Мариньо намеревается учиться в Коимбре, то срок для перевода уже истек.

— Черт возьми! Этой ночью ты говоришь только о практических вещах. Оставь ты эти проблемы. Ну а если Мариньо и потеряет год, компенсируй его, плати ему хорошо ежемесячно. Друзья познаются в беде.

Зе Мария что-то буркнул, стараясь поддержать Жулио, помогая в атаках против богатого эгоистичного друга. «Им доставляет удовольствие быть несправедливыми», — думал Луис Мануэл. Он не был владельцем состояния отца. Другой же, Зе Мария, кривил рот, с тех пор как устроился на работу. Мир не был у него в руках.

Мимо них прошла группа людей. Мальчуган, сидевший на руках у матери, обняв ее за шею, пытался задуть уличный фонарь.

— Это не свеча, Женито!..

Вокзал был почти пустым. Только что ушел поезд, а с ним испарилась поистине смелая, хотя и непостоянная, часть личности Луиса Мануэла. Поезд ушел, визжа, и его призыв, и его клич становились все более далекими. А ночь, эта ночь поглотила его тотчас, как оп отошел от платформы. Поезд ушел, а Луис остался, уже в который раз, пленником своей бесцветной жизни. Оп посмотрел на вокзальные часы, на рельсы, на старушку, сидевшую в углу, как мумия, которая, казалось, ждала смерти или же бессмертия; он ощутил запах металла, еды, краски, сна, запах, казавшийся еще более резким от влажности, и почувствовал внезапный упадок сил. Он облокотился о стену, в то время как Жулио читал расписание, а Зе Мария курил сигарету и приставал к Абилио, чтобы рассказать ему историю с пирушкой.

— У него были отвратительные пальцы, и он запустил их в соус, — услышал он голос последнего, — но я разгадал его игру и отведал тушеного мяса с овощами.

О! При этих словах он почувствовал тошноту. Это были свиньи, невежды.

Вошла девушка с двумя корзинами, висевшими через плечо; лицо ее раскраснелось от тяжести и холода.

— Собачий холод, а? — прокомментировал привратник.

И вот наконец невдалеке послышался гудок поезда. Сквозь туман угадывалось его приближение по неровному пыхтению паровоза. Лишь Сеабра устремился навстречу составу, делая кому-то знаки руками. Вскоре Луис Мануэл увидел стройного юношу, выделявшегося в толпе, окутанной табачным дымом, и улыбавшегося всем.

— Вот и я.

Луис Мануэл крепко пожал ему руку, выразив в этом жесте все то, что нельзя было передать ему словами.

— Я уже знаю вас, Мариньо. Здесь много говорят о вас. По крайней мере… как о живописце.

— Я не заслуживаю такого внимания…

У него были спокойные и ясные глаза. В его облике необычными были волосы, густые и преждевременно тронутые сединой. Шевелюра с пепельным оттенком придавала ему благородство. Сеабра оттолкнул Луиса Мануэла, намереваясь всецело завладеть вниманием вновь прибывшего.

— Пальто там? — спросил Жулио, взяв его чемодан.

— Оно здесь, в воображении. Оно затрудняет движения.

Луис Мануэл вспомнил о советах матери относительно теплой одежды и покраснел.

— Ты останешься здесь?

Выражение лица Мариньо неожиданно изменилось. Все заметили его суровый и укоризненный взгляд, брошенный на Жулио, который внезапно почувствовал себя неловко. Ответил он властным тоном:

— Об этом поговорим позднее.

У выхода с вокзала Луис Мануэл попытался заметить в выражении его лица какой-либо след недавнего инцидента. Но вновь прибывший был невозмутим. Жулио, казалось, погрузился в свои мысли. Для Луиса Мануэла настал момент сказать ему дружеское слово.

— Ты можешь рассчитывать на меня, если тебе что-то будет нужно.