Фернандо Намора - Живущие в подполье

Фернандо Намора

Живущие в подполье

Роман

Перевод с португальского Е.Ряузовой

ПРЕДИСЛОВИЕ

Роман португальского писателя Фернандо Наморы "Живущие в подполье" относится к произведениям, которые прочитывают, что называется, не переводя дыхания. Книга захватывает с первых же строк. Между тем это не многоплановый роман с калейдоскопом острых коллизий и не детективная повесть, построенная на сложной, запутанной интриге. Роман "Живущие в подполье" привлекает большим гражданским звучанием и вполне может быть отнесен к лучшим произведениям неореалистического направления в португальской литературе.

Пожалуй, найдутся читатели, внимание которых в первую очередь привлечет любовная фабула книги, - и ей действительно отведено немалое место. Однако идейная ось и секрет воздействия на читателя лежат совсем в другой плоскости. Адюльтерная история главного героя романа скульптора Васко Роши, скорее всего, служит автору средством проникновения в потаенные уголки человеческого характера и показа определенной социальной среды (в данном случае интеллектуальной элиты Лиссабона). Не случайно в предисловии к одному из своих романов Фернандо Намора писал: "Для меня описание реальной действительности отнюдь не самоцель, но прочный фундамент, на котором я могу уверенно строить свое литературное здание. Это дает мне возможность убедить читателя, будто мы встретились с ним, чтобы вновь прочувствовать то, что вместе пережили". Пережито же португальским читателем, как пережито, передумано и прочувствовано героем Наморы, скульптором Васко Рошей, немало. За плечами у этого талантливого ваятеля, с суровым и острым взглядом, с сильными и нежными руками, одинаково способного и на гневную, язвительную речь и на ласковое слово, лишения и страдания в салазаровских застенках, скитания в эмиграции, работа в подполье. Сейчас это модный, преуспевающий скульптор, пользующийся всеми благами современного комфорта и, судя по всему, временно отошедший от политической борьбы. Однако он как бы по-прежнему чувствует себя в подполье. И это не просто горький осадок прожитых лет. Это ощущение повседневной жизни в государстве, где у власти стоят "могущественные корпорации - расхитители страны, могильщики агонизирующей нации", где задушена свобода, где лучшие люди томятся в полицейских застенках и тюремных казематах, а большая часть народа, подавленная фашистским террором, словно объята летаргическим сном.

Символично уже само начало книги, когда Васко Роша идет по оживленному столичному проспекту, застроенному фешенебельными домами, прибегая к уловкам завзятого конспиратора, направляющегося на нелегальную явку, хотя он прекрасно сознает, что никакой полицейской слежки за ним сейчас нет и не может быть. Ощущение жизни в подполье не покидает Рошу и в течение тех нескольких часов, пока он тщетно дожидается порочной и "коварной до безрассудства" любовницы на квартире, превращенной ее предприимчивой подругой в место тайных свиданий.

Строго говоря, это ощущение не покидало его нигде и никогда. Оно как бы вошло в плоть и кровь его. Иначе и не мог себя чувствовать такой человек, как Васко Роша, в мире, пропитанном ложью, лицемерием, враждебностью и недоверием, в мире, где господствовали "страх, заставляющий убивать, и ярость, заставляющая идти на смерть".

"Мы живем в подполье, и даже наша совесть в подполье..." - мысленно обращается Васко Роша к своему юному другу Алберто.

Любовница Васко Роши Жасинта - жена богатого и ограниченного бездельника; по ее словам, она боится "...трав молчания и одиночества, прорастающих в ней самой, заживо ее погребая". Страх одиночества и отчужденность тяготят и Рошу. И пожалуй, это явилось одной из главных причин того, что он с такой неожиданной для него легкостью поддался обольщению Жасинты.

Но все же не столько отчужденность, которую Васко постоянно испытывает с тех пор, как отошел от активной политической борьбы, сколько начавшаяся с того времени нравственная эрозия и разъедающее душу безразличие пугают его. В мысленном диалоге с Алберто он говорит: "У каждого своя норма, Алберто. Мое тело после перенесенных испытаний порой становилось нечувствительным. Но меня приводит в ужас то, что нечувствительной становится и душа, что она мертвеет".

Капитуляция была для Васко особенно горькой потому, что сказалась и на самом дорогом для него - на его творчестве. "Сколько вещей, - читаем мы, остались незаконченными, брошенными на середине, точна памятники неверия в себя, памятники дезертирства... Законченные же скульптуры... с ужасающей силой свидетельствовали о проституировании его искусства на потребу клиентам... выполненные с унылым автоматизмом ремесленника, они обеспечивали ему материальную независимость, от которой он, настрадавшись в юности от нищеты, уже не мог отказаться. Не хватало мужества".