Фернандо Намора - Огонь в темной ночи

— Но как?

— Мы изучим один способ. Или лучше сначала изучу его я. Но мне заранее нужно знать, кто пойдет со мной.

— Разумеется, все.

— Нет, только один. Выбирайте кого-нибудь одного. Я предпочел бы, чтобы Сеабра ничего не знал об этом деле.

— Я пойду, — угрюмо сказал Зе Мария.

Абилио содрогнулся: для него открывалась возможность. Возможность подавить свою осторожность и страх, окончательно заставить товарищей признать себя. Заставить Жулио признать его. «Я пойду, прошу вас!» — хотел вырваться крик из глубины его робкой души. Правда, несколько дней назад он получил письмо от тетки. До Шавеса тоже докатились слухи о бунте студентов, нескольких глупцов, забывших томительное ожидание и жертвы, на которые шли их семьи, и воспользовавшихся первым предлогом для того, чтобы уклониться от своих обязанностей. Она верила все же, что он не был в числе этих безумцев. Богатеи, те могли позволить себе роскошь совершать такие безрассудные поступки, но он нет. Верно, что некоторые студенты будут изгнаны из университета? Больше никаких компаний! Он отправился туда, чтобы учиться и ответить делом на доверие тех, кто посвятил себя их будущему. Он должен быть покорным и уважительным.

Получив письмо, Абилио содрогнулся, будто уже был вовлечен в заговор и крамолу, и все это было таким очевидным, таким непоправимым, что даже никакое отступление не могло спасти его. Он впервые начал с волнением осознавать опасность, которой подвергался уже в силу того, что его друзья были из числа вдохновителей студенческого движения. «Больше никаких компаний». И это не все. Он составил протест студентов ректору. Может быть, преподаватели и студенты уже знали об этом. Может быть, в Шавесе уже говорили об этом. Что с ним будет, бог мой, особенно сейчас, когда ему необходимо как можно раньше закончить курс, увезти с собой Изабель, добиться свободы для нее и для себя? Может быть, ему еще хватит времени сделать так, чтобы его забыли? Он будет интенсивно заниматься в эти дни, чтобы наверстать упущенное время. Покорный и исполнительный. Покорный, покорный. Нет! Если так поступать, то на всю остальную жизнь он, племянник тетки из Шавеса, останется болезненным и запуганным школяром! Ему представлялась сейчас возможность проявить себя, если даже были поставлены на карту все премии, которые предназначали для таких покорных. Он не желал этих премий. Он хотел быть бесстрашным, как Жулио, прямо смотреть жизни в глаза, быть достойным дружбы товарищей! Разве не его избрал Жулио, чтобы рассказать о своем счастье? Разве не ему, оставляя в стороне других, таких, как Сеабра, он только что поведал еще одну страшную тайну? Он должен убедить Зе Марию дать ему возможность участвовать в этом рискованном, но героическом мероприятии!

— Мне тоже хотелось бы пойти.

Жулио пристально и сурово посмотрел на них. Наконец решил:

— Я вам уже сказал — не больше двух. Пойдешь ты, Абилио. Мне нравятся люди, не любящие болтать.

Глаза Абилио стали влажными, и, прежде чем Зе Мария смог возразить, он поднялся со скамейки и оставил их наедине.

Спустя несколько дней город с изумлением узнал о нападении на университет. Еретический и неслыханный акт! Никто не знал в подробностях, как развивались события, и поэтому все версии оценивались одинаково. Поговаривали о том, что сторожа университета, обитавшего в своего рода пещере возле башни, задержанного для расследования обстоятельств происшествия, застали врасплох, когда он спал, и ему заткнули рот; другие утверждали, что нападение удалось благодаря применению огнестрельного оружия. Говорили также, что несколько безумцев, скорее всего студентов, проникли в канцелярию, украли акт о защите дипломов и, пробегая по другим залам, изорвали в клочья книги, восхвалявшие фашизм.

Поступок переходил границы традиционных дьявольских проделок, допустимых среди мятущихся юнцов: речь шла о преступлении, за которое власти не могли не покарать со всей суровостью. Студенты наблюдали друг за другом, проверяли подозрения, искали подтверждения им и взаимно смущались, будто каждый из них скрывал свою вину. Когда на улицах появились листовки, раскрывавшие то, что случилось во время присуждения степени бакалавра, и призывавшие Студенческую ассоциацию занять соответствующую позицию, большая часть молодежи чувствовала, что смелый поступок их коллег имел к ним отношение. Их товарищи совершили этот замечательный подвиг! И каждый из них взвешивал про себя, способен ли он повторить его. Что он предпримет, чтобы выразить свою солидарность? В настоящий момент важно следующее: чтобы они, храбрецы, которых никто не мог раскрыть, узнали, что они не одиноки и что остальные товарищи достойны их.