Николай Асанов - Радиус взрыва неизвестен

— Я не могу. У меня на руках целый институт.

Староверов хмыкнул и вышел. Врач пошел за ним.

…Возле магазина Староверов попросил шофера остановиться. На вопросительный взгляд врача он сердито ответил:

— Не можем же мы явиться с пустыми руками. Ей сейчас требуется что-нибудь подкрепительное и освежающее.

Вернулся он с бутылкой красного вина и с большим пакетом. Врач молчал, и в этом молчании Староверов безошибочно угадал неодобрение. Но Староверов не хотел этого замечать. Он-то знал, как бывают одиноки люди, живущие в гостиницах. А кроме того, ему очень хотелось сделать приятное этой неизвестной, но такой храброй женщине.

Галина Сергеевна жила в той же гостинице, что и Староверов, выше этажом. Только у Староверова был «люкс» с окнами на море, а молодая женщина, как Староверов и ожидал, ютилась в маленькой комнатенке, выходившей во двор, откуда в коридор все время тянуло запахом ресторанной кухни. Староверов решительно постучал.

Голос, ответивший из-за двери, звучал слабо. Староверов понимал, что Галина Сергеевна сгоряча могла пройти от института до гостиницы и пешком, но сейчас-то она лежит, наверно, такая же, каким был мальчик, когда его внесли в институт, — в гроб краше кладут. Он толкнул дверь и вошел, выставив свои свертки. Врач остановился в дверях, вглядываясь в сумрак, — штора на окне была задернута.

— Ну-с, как вы себя чувствуете? — бодрым голосом, каким говорят только врачи, спросил Староверов. Он положил свертки на стол и нетерпеливо раздвинул штору, словно боялся, что попал не туда. Нет, это была она. Видно, она добралась из последних сил — платье, туфли, еще какие-то принадлежности женского туалета были разбросаны где попало: на столе, на стульях, даже на подоконнике.

— Доктор? Вы? Но зачем…

— Каждому донору требуется прежде всего добросердечный уход и затем подкрепляющее питание, — с грубоватой веселостью ответил Староверов.

Он и сам стыдился этой веселости, глядя на бледную тень той женщины, что совсем еще недавно стояла перед дверью института, свежая, сильная, пышущая здоровьем. Но иначе говорить он не мог: привычка — вторая натура, а он слишком долго имел дело с больными.

Молодой врач, словно бы не замечая беспорядка в комнате, передвинул ногой туфли, перекинул платье женщины на тот стул, спинка которого была украшена чем-то голубым, освободившийся стул поставил возле кровати и взял руку больной, чтобы пощупать пульс. Староверов неловко распаковывал свои свертки и раскладывал прямо на столе яблоки, виноград, шоколад. Галина Сергеевна слабо улыбнулась, сказала:

— Видно, что вы не приучены заниматься хозяйством. В шкафу, в левом отделении, лежат тарелки.

Староверов послушно вытащил посуду.

— Ну-с, а теперь давайте знакомиться! — сказал он тем же, самому себе противным, бодряческим тоном. — Ваше имя, отчество и фамилию мы выяснили по регистрационной книге. Итак, Галина Сергеевна, врача, который лишил вас сегодня жизненной силы, зовут Федор Павлович Сказкин. Меня — Борис Петрович Староверов.

— О!.. — ее удивление было безмерным. — Знаменитый вирусолог?

— Никогда не поверю, чтобы молодые женщины интересовались такой наукой, — проворчал он. — Кто вам сказал?

— Ксения Львовна, — лукаво ответила она.

— Как, эта дама здесь? — испуганно воскликнул он и даже оглянулся, словно боялся, что Ксения Львовна вдруг выйдет откуда-нибудь из-за угла.

Эта женщина была его кошмаром почти полгода. Она явилась к нему из какой-то редакции с намерением написать о его работе книгу или статью — он так и не понял, — вошла в его дом, и с той поры он всюду натыкался на нее, словно это был какой-то шестиугольный шкаф, поставленный посреди комнаты. Только история с разводом заставила ее уйти, но — на время! — как многозначительно заявила она, прощаясь.

— Нет, нет! — успокоила его Галина Сергеевна, невольно засмеявшись над его испугом. — Просто она моя старая приятельница.

— Не завидую вам, — откровенно сказал он.

— Как это просто — осуждать людей, не зная их намерений! — иронически заметила Галина Сергеевна. И, словно освобождаясь от неловкого разговора, обратилась к врачу: — А что с моим крестником?

— Спит. И я уверен: чувствует себя лучше своей крестной матери, — ответил врач. — Родители просили передать вам свою горячую благодарность.

Окинув взглядом Староверова и замолчавшую пациентку, врач стал прощаться: в институте могло потребоваться его присутствие. Староверов, словно бы и не замечая неловкости того, что врач уходит, а он остается, продолжал рассматривать бледное лицо женщины. Но вот он заметил, что она и сама наблюдает за ним сквозь полуопущенные ресницы. Он встал, проводил врача до двери и вернулся к столу.