Ангелика Мехтель - Другая половина мира, или Утренние беседы с Паулой - Роман

С появлением ландрата, обер-бургомистра и советника по культуре воцаряется тишина; слышатся только щелчки фотокамер. Репортеры — в темных костюмах и зимних сапогах на микропорке.

Это мероприятие устраивала не Паула, хотя происходит оно в помещении библиотеки.

Фройляйн Фельсман с улыбкой мелькает в толпе; она теперь не стоит у входа и не прохаживается между стеллажами, наблюдая за посетителями; она пожимает руки, чувствует себя раскованно и уже заняла сумочкой место рядом с учителем физики, который по совместительству возглавляет краеведческий музей. Она тут как дома.

Под эгидой муниципалитета единственное городское издательство представляет публике иллюстрированный томик, посвященный Д., куда вошли рисунки местного художника и лирика местного поэта, — праздник получился на славу: при свечах, с камерной музыкой, с цветами на столе, со стихами в исполнении некой актрисы, а завершилось все вручением книг обер-бургомистру, советнику по культуре и ландрату.

Потом — ужин, холодные закуски; и эти люди, по-приятельски относящиеся друг к другу, чувствуют себя как рыбы в воде, враждебности, видимо, никто не испытывает.

Собрание горожан тоже прошло без шума; зал был полон лишь наполовину, ни один наглец не потребовал от отцов города оправданий. Когда обер-бургомистр попросил выступающих внести в списки свои имена, фамилии и адреса, ораторов набралось меньше полудюжины.

Пауле удалось в этот вечер незаметно уйти, и никто ее не хватился. Фельсманша заранее убрала стенд с новыми поступлениями к Пауле в кабинет, от греха подальше.

Публика благодушествует, в зале царит полная гармония. А там за дверью — рождество.

«Там за дверью» [36] Антифашистская пьеса Вольфганга Борхерта (1921–1947). она зятю не дарила, зато преподнесла ему книжку из серии «Сделай сам»— о том, как своими руками сделать фейерверк. Книга была обернута в рождественскую бумагу.

На этот раз и брат приехал к рождеству домой. Живой и здоровый. Ничем он в Бразилии не заразился. Подлинную нищету видел только из окна автобуса. Самое замечательное на рождество — по-прежнему материно печенье.

Без малого шагах в двадцати от «черных шерифов» Паула поднялась, отшвырнула окурок и зашагала прочь, глядя на птиц между рельсами; в лицо ей пахнуло ветром от подъезжающей электрички. Раз, два — и нет ее.

Вернулась в бюро путешествий, обменяла авиабилет на железнодорожный. Уступила минутному капризу, решению, принятому вот только что, сию секунду, но отменить его уже очень трудно.

Заявление об уходе она передала коротышке советнику из рук в руки и не сочла нужным выдумывать причины, которые были бы, по его мнению, уважительными.

Поспешное решение? Или тут как в фотографии: снимок проявляется и остается только положить его наконец в фиксаж из тиосульфата натрия.

Еще в бюро путешествий Паула наметила себе маршрут. Мюнхен — Мадрид. И смотрела, как девушка за столом зеленым фломастером нанесла его на карту европейских дорог, а после взяла деньги.

В Европе нет приключений? Каждый населенный пункт на своем месте — существует. На карте. Упорядоченная Европа, поделенная, разграниченная, состоящая из стран, провинций, регионов; аграрные и промышленные зоны, хранилища ядовитых веществ; атомная энергия — благодарю покорно. Те, кто говорит «да», не встречают сопротивления. Говорить «да», а не «нет»? Европа — мультимиллионерам?

А Пауле — Мадрид, который мысленно видится ей на карте белым пятном. На тридцатом году демократической эры она решилась уехать из своей страны.

Не принимай близко к сердцу, говорил Матиас встревоженной матери, никуда она не денется. Я знаю Паулу, ей нужна крыша над головой и свой собственный порядок.

Снег к рождеству не выпал.

А после рождества завернули холода, мороз ударил ночью, и утром все вокруг было осыпано инеем, как в видовом фильме.

В озерце теперь не поплаваешь. И рыболовов с их складными стульями как ветром сдуло.

Поверхность озера ничуть не похожа на зеркало. Мороз грянул внезапно, и вода, как была взбудоражена северным ветром, так и застыла.

Паула подъехала на машине к самому берегу.

Одно только небо не изменилось: его все так же бороздят тяжелые пассажирские авиалайнеры.

По ночам я теперь иной раз брожу в каком-то сумеречном краю, брожу и все время помню, что сны можно истолковать. Я иду не останавливаясь, и знаю, что это сон, и пытаюсь во сне истолковать свои видения, чтобы опередить тех, кто мнит себя толкователями снов и норовит отнять у меня мои грезы.