Тони Моррисон - Возлюбленная [litres]

Так что Штампу не удалось рассказать ему, как Сэти налетела и схватила своих детишек, точно ястреб на ветру; как лицо ее вдруг хищно заострилось, а руки стали похожи на когти; как она схватила детей в охапку и прижала к себе, а потом — одного на плечо, другого под мышку, третьего погоняя криками перед собой — бросилась в дровяной сарай; там было пусто, только солнечные лучи в воздухе играли да стружки валялись, а дров там не было, потому что на тот пир весь запас их израсходовали, именно поэтому он дрова и рубил. Ничего там не было, в этом сарае, это Штамп знал прекрасно — с утра пораньше сам туда заходил. Ничего — кроме лучей солнца, стружек и лемеха. Да еще тот топор, который он взял, чтоб дрова рубить. И больше ничего. Нет, конечно, еще там ручная пила висела.

— Ты и забыл небось что я-то ее давно знаю, — твердил между тем Поль Ди. — Еще с Кентукки. Еще с тех пор, как она девушкой была. Я ведь с ней не два-три месяца знаком. Я ее давным-давно знаю. И точно могу тебе сказать: это не ее рот. Может, и похож, да только не ее.

И Штамп ничего ему не рассказал. А только вздохнул, склонился поближе к тому рту, что был не ее, и медленно прочитал вслух те слова, которые не мог прочесть сам Поль Ди. Но когда он кончил читать, Поль Ди сказал еще горячее, чем прежде:

— Извини, Штамп, но это какая-то ошибка! Рот-то совсем не ее!

Старик посмотрел Полю Ди прямо в глаза и увидел там такую убежденность и нежность, что и сам почти засомневался, что все это случилось в действительности восемнадцать лет назад, когда он и Бэби Сагз упорно смотрели не туда, куда нужно, а хорошенькая молодая рабыня успела узнать чью-то шляпу, бросилась в дровяной сарай и попыталась убить всех своих детей.

— Она уже ползала, когда я добралась сюда. И недели не прошло, а ребенок, который только научился садиться и переворачиваться, уже вовсю ползал! Ужасно трудно было держать ее подальше от лестницы. Теперь-то малыши очень рано встают на ножки да ходить начинают, но двадцать лет назад, когда я сама молодой была, дети дольше оставались детьми. Ховард у меня до девяти месяцев головку не держал. Бэби Сагз говорила, что это из-за питания. Знаешь, когда нечего дать ребенку, кроме своего молока, они не так быстро развиваются. А я только молоком и кормила. Я считала, что зубки у них появляются потому, что им твердое жевать пора. И спросить-то ведь не у кого было. Миссис Гарнер бездетная, а других женщин на ферме не было.

Она все кружила и кружила по комнате. Мимо буфета, мимо окна, мимо входной двери, мимо второго окна, мимо обеденного стола, мимо двери в гостиную, мимо пустой раковины для мытья посуды, мимо плиты — и снова мимо буфета. Поль Ди сидел за столом и смотрел, как она то появляется в его поле зрения, то исчезает у него за спиной, совершая круги, как медленно вращающееся, но не останавливающееся ни на миг колесо. Порой она складывала руки за спиной, или зажимала ими уши, или прикрывала ладонью рот, или скрещивала руки на груди, или обнимала себя за плечи. Иногда, оборачиваясь к нему, она подбоченивалась, но движения по кругу не прекращала.

— Помнишь тетушку Филлис? Из Минноувилля? Мистер Гарнер еще вас по очереди посылал за ней, чтоб приняла очередного моего ребенка. Я ее только в те дни и видела. Много раз мне хотелось сходить к ней. Просто поговорить. Я все собиралась попросить миссис Гарнер отпустить меня в Минноувилль, когда она сама поедет туда на воскресную службу, а меня захватит на обратном пути. Я думаю, она бы разрешила мне. Но я так никогда ее об этом и не попросила, потому что воскресенье было единственным днем, когда мы могли быть вместе и видеть друг друга при солнечном свете. Так что мне там не с кем было поговорить про детей — понимаешь, насчет того, когда ребенку пора давать что-нибудь погрызть. Может, именно тогда и зубки начинают прорезываться? Или стоит подождать, пока они вылезут, а уж потом давать ему твердую пищу? Ну что ж, теперь я это знаю, потому что Бэби Сагз кормила девочку правильно, и меньше чем через неделю, когда я добралась туда, малышка уже ползала. И ничто не могло ее остановить. Она так любила эту лестницу, что мы ее покрасили белой краской, чтоб ей было видно, где самая верхняя ступенька.

И Сэти улыбнулась, вспомнив об этом, но сразу же лицо ее исказилось, улыбка превратилась то ли в рыдание, то ли в стон, но она даже не вздрогнула и глаз не закрыла, а продолжала кружить по комнате.

— Жаль, что я тогда многого не знала, но я ведь уже сказала, мне просто не с кем было посоветоваться. Ни одной матери рядом не было. Приходилось припоминать то, что я видела когда-то, до Милого Дома. Как там женщины своих детей нянчили. О, они-то об этом все на свете знали! Как, например, сделать корзинку, в которой можно подвесить ребенка под деревом — и видно его хорошо, когда в поле работаешь, и безопасно. И еще — какие листья нужно давать жевать детям. Вроде бы мяту или лавровый лист? А может, окопник? Я так и не научилась у них плести эти корзинки, мне-то они тогда все равно не нужны были, потому что работала я только в амбаре и в доме; но я забыла, из чего они их делали и какие листочки детям давали. Я бы все это тоже могла использовать. Баглера, например, я привязывала, когда мы забитых свиней коптили. Всюду огонь горел, а мальчонка был шустрый, столько раз чуть не погиб, ужас. Один раз взял да и взобрался на край колодца. Я птицей полетела и подхватила его как раз вовремя. Так что, когда мы собирались свинину коптить и я знала, что не смогу за ним присмотреть, мне приходилось привязывать его веревкой за щиколотку. Чтобы он мог играть поблизости, но не подобрался к колодцу или к огню. Конечно, смотреть на привязанного ребенка радости мало, но я просто не представляла, что еще можно сделать. Трудно, понимаешь? Сложно все время быть одной, когда нет рядом женщины, не с кем посоветоваться. Халле был очень хороший, но он ведь где только мог свой долг отрабатывал. А когда ему удавалось лишнюю минутку поспать, мне не хотелось своими вопросами его беспокоить. Больше всех мне помогал Сиксо. Не думаю, что ты это помнишь, но Ховард как-то раз забрался в хлев, и корова, по-моему, это была Рыжая Кора, зажевала ему руку. Палец у него совсем вывернут был. Когда я его оттуда вытащила, она ему уже чуть напрочь палец не откусила. Я до сих пор понять не могу, как мне удалось его спасти? А Сиксо услышал, как мальчик кричит, и бегом примчался. Знаешь, что он сделал? Вправил ему большой палец и привязал его через ладошку к мизинцу. Мне бы самой это никогда в голову не пришло. Он меня многому научил, наш Сиксо.