Фредрик Бакман - Медвежий угол

Она думала, что дрогнет. Откажется от своей затеи. Несмотря ни на что, пощадит его. Но нет.

Когда палец нажал спусковой крючок, она ничего не чувствовала. Когда грянул выстрел, его глаза были закрыты, ее открыты.

Через десять лет с парковки будет выезжать мужчина. Сдавая задом, он выглянет в окно и похолодеет. Он увидит, как из другой машины выходит женщина. Плечи расправлены, в руках гитара. Этот инструмент в пятнадцать лет ей подарил друг, и с тех пор она играет только на нем. Она заметит мужчину за рулем, остановится, и на несколько жутких секунд оба вернутся в маленький город в далеком лесу. Десять лет назад. Когда мужчина был мальчиком, стоял на коленях в снегу и умолял пощадить его, а она, стоя над ним, нажала на спуск.

Кевин упал навзничь. Успел понять, что умирает. Мозг медленно отметил взрыв, брызги крови и дробь. Сердце остановилось. Когда оно снова начало биться, удары разрывали грудь, он кричал, заливаясь слезами, охваченный паникой, как младенец, бился в безудержной истерике.

Мая, все еще стоя над ним, опустила ружье. Достала из кармана единственный патрон и бросила перед ним на снег. Села на корточки и заставила его посмотреть ей в глаза:

– Теперь ты тоже будешь бояться темноты, Кевин. Всю свою оставшуюся жизнь.

Через десять лет на парковке будет полно людей. Жена Кевина к тому времени будет беременна. Мая остановится всего в нескольких метрах, и в ее власти лишить его жизни. Она могла бы подойти и разоблачить его, унизить и уничтожить в глазах той, кого он любит больше всего на свете.

В этот миг он окажется в ее руках, но она отпустит его. Она не простила, не смилостивилась. Просто пощадила. Он никогда этого не забудет.

А она будет знать, что он до сих пор, спустя десять лет, так и спит с зажженной лампой.

Когда он, дрожа, весь в поту, уедет с парковки, жена спросит, что это за женщина. И Кевин расскажет правду. Расскажет все.

Мая тем временем подойдет к стадиону. Охранники попытаются удержать нетерпеливые руки и приглушить голоса, выкрикивающие ее имя, но она остановится и будет терпеливо раздавать автографы и фотографироваться. Под афишей сегодняшнего концерта и мигающим аншлагом: «Билетов нет».

На афише – ее имя.

Ана выбежала в ночь сама не зная куда. Взгляд заметался по сторонам, пока не остановился на освещенной тропе. Оттуда послышался крик. Добравшись до края опушки, она их увидела. Кевина и свою лучшую подругу. Он стоял на коленях, в истерике. Мая развернулась и направилась прочь, прошла между деревьями и вдруг резко остановилась, заметив Ану. Девочки посмотрели друг другу в глаза. Потом молча обнялись и ушли домой.

На следующий день рано утром Ана вернется в лес и заберет патрон. Она положит его на место, туда, где отец хранит боеприпасы. Если ее когда-нибудь спросят, где она была той ночью, она скажет: дома. Если ее когда-нибудь спросят, что в ту ночь делала ее подруга, она скажет: «Не знаю, к сожалению, я ничего не видела».

Дверь в ледовый дворец открылась. Внутрь запрыгнул парень на костылях. Петер вышел из раздевалки и повернул было в другую сторону, но удивленно остановился.

– Беньямин…

Он не знал, что сказать дальше. Он всегда терялся в подобных ситуациях. Поэтому спросил только:

– Как нога?

Беньи посмотрел мимо него, на площадку. Как и все, кто обожает последний сантиметр, отделяющий пол ото льда, он уже отсюда слышал взмахи крыльев. Зрачки снова сфокусировались на Петере.

– К первому матчу основной команды заживет. Если Суне решит, что я готов.

Петер нахмурил брови.

– Беньи… – начал он, неловко покашливая, – слушай… мы не сможем платить зарплату основной команде… да господи, осенью у нас и клуба-то, возможно, не будет.

Беньи покачнулся, перенес вес на ногу. На этот раз на здоровую.

– Я просто хочу играть.

Петер рассмеялся:

– Черт возьми, Беньи, с твоим талантом, с твоим сердцем, ты же можешь кем-то СТАТЬ. Я серьезно. Через пару лет ты мог бы играть на элитном уровне. В Хеде соберется потрясающая команда, с хорошей финансовой поддержкой… Там куда больше возможностей для развития.

Беньи равнодушно пожал плечами. Ответил коротко и бескомпромиссно:

– Я из Бьорнстада.

Когда в тот год откроют детскую хоккейную школу, тренерами назначат четырех подростков. Они встанут в центральном круге, раскрашенном в цвета клуба: зеленый, белый и коричневый, как лес, лед и земля. Это место породило хоккейный клуб, такой же, как оно само: суровый и непрошибаемый, как в любви, так и во всем остальном.