Поезд подошел к работающей на путях ремонтной бригаде и замедлил ход. Сидевшая напротив, по ту сторону прохода, маорийка сунула ребенку грудь. Вдали показались покрытые густым кустарником холмы.
— Хорошо бы получить участок земли, а, Муту?
— Уж куда лучше. Когда есть земля, чувствуешь себя, как за каменной стеной. Тебя и пальцем тронуть не посмеют, если у тебя есть что-то свое.
— Как приедем домой, напиши в земельный суд, надо разузнать насчет земли.
Муту нахмурился и поскреб затылок.
— Не силен я в писанине, Джо. Сроду не отличался. Учитель в школе называл меня не иначе, как болваном.
— Вот что, — подумав, ответил Джо. — Повидай старину Вайтанги Мэтьюза — он же мировой судья, начальник. Попроси его написать.
Муту покачал головой.
— Не годится. Он с восточного берега, не знает нашей родословной. Начнет расспрашивать, как да что, да почему. А земля все равно наша. Я лучше сам попробую. Обдумаю все, а потом попросим Хайнемоа написать.
— Давай. Оба подумаем — ты и я, все припомним, а как-нибудь вечерком я зайду к тебе и мы обсудим, что написать. Вместе будем писать.
Послышались три долгих пронзительных гудка. Джо выглянул в окно.
— Станция. Вон и водокачка!
— Мы возьмем такси. Передай-ка мне плащ, Джо.
— Надеюсь, у Химаймы есть что-нибудь горяченькое.
Холодный сырой ветер вырывался из соседних зарослей и обдувал маленькую захолустную станцию. Хлопали порванные афиши. Муту надел плащ.
— Хорошо бы выбраться из этой дыры, — сказал он.
Химайма Туки лежала на кушетке в столовой Сэмюэлей. Двухлетний ребенок в одной коротенькой рубашонке играл у ее толстых ног нанизанными на веревочку катушками. Тут же, с трудом примостившись на краешке кушетки, сидела за вязаньем Полли Сэмюэл. В открытое окно с лесопилки за выгоном доносился пронзительный визг пил, вгрызающихся в тотару [18] Дерево, дающее ценную древесину.
. В комнате пахло горячим молоком, жареным мясом и подгоревшим жиром. Над камином висели фотографии, большей частью без всякой окантовки, — головы стариков, группы улыбающихся и обнимающихся людей; на одной из фотографий был снят Муту с огромным угрем на проволоке.
Посреди комнаты за швейной машиной сидела хорошенькая сердитая девочка лет пятнадцати.
— Хайнемоа, накрой на стол, — распорядилась Полли.
— Но, ма, мне же надо шить платье, — не взглянув на мать, ответила девочка.
— Платьем займешься потом. Убери тряпки со стола. Да помешай в очаге.
— Ох! — Девочка откинула со лба волосы и надула губы. Не торопясь, она свернула материю и унесла машину в спальню.
— Уж эти девчонки… — проворчала Полли. — Поступают в среднюю школу и в четырнадцать-пятнадцать лет начинают невесть что из себя корчить.
— Вот и я думаю, что лучше, — сказала Химайма, — когда они маленькие или когда большие? Пока маленькие, хочется, чтоб скорее подросли и перестали под ногами путаться. А когда подрастают, становятся такими дерзкими, так начинают нос задирать, что уж пусть бы лучше оставались маленькими.
— По-моему, лучший возраст у них — около четырех. А года в два-три прямо не знаешь, как с ними сладить.
— Как с моим Джекки. — Химайма взъерошила волосы игравшему у нее на коленях ребенку. — Скажешь ему: «Нельзя этого делать!», а только отвернешься, он тут же это и сделает. От Джо сейчас помощи никакой. После танги у него только и разговору, что о земле, которая будто бы есть у них в Матити. Сидит целыми вечерами, уставится куда-то, а сам, поди, и не видит ничего.
— Вот и Муту тоже. Скажу ему что-нибудь, а он: «А?» Я повторяю, а он снова: «А?» Что же это такое? Даже на футбол не пошел в субботу.
— Вот уж, наверное, обрадуется, когда увидит письмо! — Химайма кивнула на каминную доску.
— Джо тоже, — улыбнулась Полли. — Наверное, сейчас же отправятся в пивную.
— Да раз уж такое дело… Я и сама с радостью уехала бы из этой дыры!
— Да, да! Я жила при лесопилках лет… дай вспомнить… даже сказать не могу… Во всяком случае, с самой войны.
— Хорошо бы наши участки оказались рядом. Можно было бы всегда забегать друг к другу, как сейчас.
— Какой дом ты хочешь, чтобы построил Джо?
— Ну, я хочу три комнаты, а если появятся еще дети — будем пристраивать. Мне нужна огромная комната с открытым очагом, где я могла бы печь хлеб. Комната должна быть такая, чтоб поместились все, кто к нам придет.
— В этих домах при лесопилках нет таких комнат, где можно собрать всех.
— Уж куда лучше было бы иметь большую комнату с большим очагом. Очаг посредине дома! Тут все считают, что огонь нужен только для стряпни. Не понимают они, а?
Читать дальше