Зигфрид Ленц - Хлеба и зрелищ

Дорн жил в старом, похожем на коробку доме, на улице, примыкавшей к кладбищу. Окна дома выходили прямо на кладбище. Было очень тихо, откуда-то появилась сорока, неуклюже подпрыгивая, пересекла улицу и исчезла за живой изгородью из туи; у колонки какой-то человек спрыгнул с велосипеда и начал смывать глину с резиновых сапог. Когда мы толкнули узкую калитку и вошли в палисадник, незнакомое девичье лицо поспешно спряталось за занавеску. Я сказал:

— Не иначе, как у Дорна к тебе дело, Берт. До нас никто к нему не приходил.

— Хочешь открыть свой кулинарный секрет, рассказать, чем приправляют его чемпионскую похлебку, — сострил Берт вполголоса…

О боже, с каким радушием, с какой трогательной радостью встретил нас Дорн! Он сам открыл дверь и провел нас по мрачному коридору в душную, низкую комнату; первое, что я заметил, были массивные плечи, пучок пожилой женщины; женщина сидела у окна и смотрела на кладбище. Встретила она нас очень приветливо и пригласила полюбоваться видом из окна, «превосходным видом». Некоторое время мы стояли за ее спиной, молча взирая сверху на живые изгороди и на могилы. Помню, как пролетел дрозд, помню ангелочка на чьей-то могиле, ангелочка с губами, сложенными бантиком, помню темные кладбищенские буки. И еще я помню, что незаметно подтолкнул Берта, обнаружив его портрет на стене; к обоям была прикреплена кнопками обложка иллюстрированного еженедельника.

— Да, я храню этот портрет, — сказал Дорн. — По-моему, он очень хороший.

На обложке Берт был изображен разрывающим ленточку финиша… Как они старались нам угодить, как трогательно заботились о нашем благополучии! Дорн усадил нас за накрытый стол, его мать суетилась, принося угощение: бутерброды, маринованные огурцы, горячий чай. И каждый раз, входя в комнату, она предлагала нам полюбоваться «превосходным видом». Веселенькая история!

— Вам удобно сидеть? Не сквозит? Не холодно? — Мать Дорна буквально забрасывала нас вопросами.

Они обхаживали Берта как какого-нибудь сиятельного князя или, скорее, как будущего желанного зятя, который в первый раз явился в дом. Помню накрытый стол. В честь торжественного случая Дорн отказался от чемпионского варева собственного изобретения… Помню, как мы сидели, еще не притрагиваясь к еде, и тут дверь позади нас отворилась. Сестра Дорна вошла последней. Она была очень стройная, с короткой стрижкой, с бледным, нездоровым цветом лица. И у нее была заячья губа. Сестра Дорна подошла к столу и улыбнулась, при этом ее молочно-белые резцы обнажились до самых десен. Казалось, губы и улыбка этой девушки рассечены надвое сабельным ударом.

— Иди сюда, Рут! — сказал Дорн. Мы познакомились с его сестрой.

Рут села и молча оглядела нас по очереди; ее вопрошающий взгляд был долгим и проницательным. И он бередил душу своей почти немыслимой прямотой. Мы ели, а она молча наблюдала за нами. Благо мать Дорна говорила без умолку: она во всех подробностях рассказывала, как ее сын, ее Вальтер, стал спортсменом… Печальная юность, туберкулез; много месяцев Дорн провалялся в больницах, потом жил в санаториях, наконец начал медленно выздоравливать и занялся спортом. Конечно, не сразу. Он тренировал волю, приучал себя к выносливости. И вот его заметили — он выступал на межгородских соревнованиях среди юниоров.

— Но уже на следующий год Вальтер не захотел больше выступать. Он начал учиться, чтобы стать преподавателем физкультуры.

Сестра Дорна все еще пристально смотрела на Берта и вдруг прервала мать, неожиданно задав ему вопрос:

— Можно я вам кое-что покажу? — Не дожидаясь ответа, девушка положила на стол вышитую папку. — Вот! — Она раскрыла папку. — Я вырезала и наклеила сюда все статьи, в которых говорится о вас. Решительно все. И снимки тоже. В последние годы я ничего не пропускала. Если, конечно, могла достать нужную газету.

Она подвинула к Берту папку. Он захлопнул ее и, взвесив на руке, смущенно улыбнулся.

— Вот и все, что остается от спортсмена, старина, — сказал он мне.

Рут перебила его:

— Разве этого мало? По-моему, вы должны быть довольны — ведь папка такая тяжелая! Для Вальтера я тоже завела папку, но она намного легче. Кроме того, я ее пока еще не вышила.

Мать Дорна, качая головой, вмешалась в разговор:

— Рут любит рукодельничать. Правда, Рут? Но еще больше она любит читать.

— Вальтеру я связала шарф, — сказала Рут, обращаясь к Берту. — Я и вам могу связать шарф… Если вы, конечно, захотите.