Сергей Антонов - Трудный день

— Я думаю, что мы здесь присутствуем при весьма крупном переломе, который во всяком случае свидетельствует о начале больших успехов Советской власти. На трибуне всероссийских съездов будут впредь появляться не только политики и администраторы, но и инженеры и агрономы. Это начало самой счастливой эпохи, когда политики будет становиться все меньше и меньше, о политике будут говорить реже, а больше будут говорить инженеры и агрономы.

Полутемный притихший зал ответил оживлением. Оттуда словно подул ветерок, донесший вдруг неясный шум… Огромный корабль страны разворачивался на новый курс: рвались, ломались привычные связи, устанавливались новые… Усилил миллионов людей направлялись на преобразование страны, и люди сейчас отвечали ему на это гулом одобрения.

Сотни раз слышал он этот гул, и не меньше — гул несогласия, яростного сопротивления, выкрики и ругань. Но, конечно, одобрение и хула не одно и то же, но и хула, как бы яростна она ни была, вызывала в нем прилив энергии, желание ответить на удар сокрушительным ударом.

Сделав паузу, Владимир Ильич прохаживался по сцене и, все еще чувствуя этот ветерок, доносивший шум одобрения, продолжал:

— Политике мы, несомненно, научились, здесь нас не собьешь, тут у нас база имеется. А с хозяйством дело обстоит плохо. Самая лучшая политика отныне — поменьше политики. Двигайте больше инженеров и агрономов, у них учитесь, их работу проверяйте, превращайте съезды и совещания не в органы митингования, а в органы проверки хозяйственных успехов, в органы, где мы могли бы настоящим образом учиться хозяйственному строительству.

Процесс этот, знал Ленин, будет проходить тоже нелегко. Здесь противниками окажутся не Деникины и Врангели, а люди, считающиеся своими: лодыри, тунеядцы всех оттенков… Годы и годы воспитательной работы…

Мельком взглянув на листок, Владимир Ильич увидел запись: «Порыв крестьян: «свет неестественный», и почувствовал, что о поездке в Кашино, о которой не раз вспоминал с особым удовольствием, он и расскажет здесь тоже с удовольствием.

Но до Кашина нужно сказать еще и о другом: о «томике», потом о Сухаревке-рынке, который легко закрыть, и о «Сухаревке», которая живет в душе и действиях каждого мелкого хозяина и является основой капитализма. Но сначала о «томике»:

— Мы имеем перед собой результаты работ Государственной комиссии по электрификации России в виде этого томика («Успели все-таки печатники!»), — Ленин поднял книгу высоко над головой и потряс ею, — который всем вам сегодня или завтра будет роздан. Я надеюсь, что вы этого томика не испугаетесь. Я думаю, что мне не трудно будет убедить вас в особенном значении этого томика. На мой взгляд, это — наша вторая программа партии.

Ленин стал разъяснять тезис. По его мысли, эта программа не будет неизменной. Каждый день в каждой мастерской, в каждой волости она будет улучшаться, разрабатываться, совершенствоваться и видоизменяться. Развив положение об экономической базе коммунизма, Владимир Ильич очень просто и спокойно произнес записанные в тезисах слова:

— Коммунизм — это есть Советская власть плюс электрификация всей страны. Иначе страна остается мелкокрестьянской, и надо, чтобы мы это ясно сознали.

Съезд одобрил план ГОЭЛРО. И в жизни страны, и в его, Ленина, личной — взят новый рубеж, поставлен новый верстовой столб…

В перерыве между заседаниями Владимир Ильич выпил на ходу стакан чаю и вышел в фойе.

Делегаты, разбившись на группы, оживленно беседовали. Страна вступала в новую эпоху, и ощущение этого в той или иной степени коснулось всех… Не борьба с Деникиным и Колчаком на уме, а лампочка в хате, техника, которая придет на помощь народу, до сих пор добывавшему хлеб свой потом своим…

Владимир Ильич подошел к группе товарищей, окруживших Кржижановского.

Глеб Максимилианович всегда говорил о чем-нибудь интересном, а если касался науки и техники, то рассказывал о последних открытиях или делал свои прогнозы. В январе Владимир Ильич в одной из его статей об электрификации прочел высказывания о том, что «открываются ослепительные перспективы в сторону радиоактивных веществ».

Сейчас Глеб Максимилианович рассказывал об основных положениях теории относительности Альберта Эйнштейна так, как он уяснил их себе. Известная шутка, будто теорию Эйнштейна, это величайшее открытие века, по-настоящему могут понять всего несколько человек в мире, не была лишена оснований. Постижение ее требовало определенного уровня знаний современной физики и математики, способности мышления абстрактными категориями.